Прошло немало времени с тех пор, как я покинул оберегаемый некогда магией дом моих опекунов. Много воды утекло. Безвозвратно. Только память может повернуть события вспять.

Могу ли я вспомнить что-то приятное из проживания с Дурслями, с этими заботливыми родственниками? Вряд ли. Но разве моя память потакает меня словесными издевками из их уст или издевательствами, что приходилось терпеть? Нет. Уже нет. Пережитые мною события перевернули мой внутренний мир, расширили горизонты мышления, стерли ненужную грань между черным и белым. Теперь я, как заправский психотерапевт, учусь находить плюсы даже там, где они утонули в пучине минусов.

Познанный однажды колдуном магловский образ жизни — это как знание нескольких языков. Универсальность. В чем-то уникальность. Гермиона меня понимает. Существует то малое, за что я готов сказать спасибо Дурслям — за подаренный необыкновенный мир в мире обычных людей.

В моем доме по сей день можно найти магловскую технику. Многое редко используется мною, чаще служит катализатором для восторженных «ах» и «ох» от улыбающихся гостей. Но одна вещь дорога мне по-своему. По-особенному. Как плащ-невидимка. Или как восстановленное волшебное зеркало, подаренное Сириусом. В темной углу, за тяжелой парчовой занавеской, спрятан ото всех музыкальный центр. И полки с плоскими коробочками, в которых лежат диски с магловскими исполнителями. Издалека смотря на это изобилие, кажется — их тысячи. Но количество дисков далеко от этой цифры.

В один погожий летний день, вскапывая землю в импровизированном саду на дворе у Дурслей, я услышал льющийся звук из колонок радио. Не помню, что была за песня. Но именно с нее я начал приобретать все новые и новые аляповатые коробочки, перечеркнутые то вдоль, то поперек названиями группы или исполнителя. Мое хобби, мой фетиш… То единственное мое в том чужом доме.

Теперь — мой дом, мой большой, удобный диван, мой журнальный столик, который можно смело переименовать в стол «для ног». На тумбе сбоку от дивана ютиться пачка сигарет и пепельница в виде змеи, обвивающей страстными объятиями яблоко. Здесь мой рай среди житейских сует. Это то место, где даже самые больно жалящие мысли не убьют меня. А заглатывающие разум чувства не поглотят, а уединяться со звуками из колонок.

Первый человек, который стал свидетелем распахнутой занавеси и того, что она скрывает, был Драко Малфой. Впрочем, он увидел не только скрытое за этой парчовой «дверью»…

Я поделил свою жизнь на «до» и «после» — до войны и после нее. Противостояние разнополярных сил закончилось. Только до тошноты привычно холодное лицо Драко, выходящего из зала Визенгамота, говорило мне, что для него она не закончилась. Переросла и разрослась в его душе. Я смог отделить себя от прошлого, мрачного и счастливого, а он тогда не смог. Ведь друзья, поддерживающие в любую минуту, шли тогда по обе стороны от меня. Не от него.

Мне показалось важным, заговорить с ним, пожать ему руку, поздравить с оправдательным приговором. И снисходительно улыбнуться на его благодарность — кривую, ядовитую усмешку: «Поттер, мистер благородность!» Жалость? Отнюдь. Это было — по-ни-ма-ние.

Я был настойчив. Может, навязчив. Как и пристало истинному гриффиндоровцу. Я терпеливо слушал его вовсе не тихие ответы на пожелания встретиться и поговорить. С выдержкой, достойной слизеринца, носил маску безразличия, пока он варьировал оскорбления в мой адрес. Только рука сжимала с каждым новым словом палочку сильнее и сильнее. Порой казалось, что дерево начинает предательски хрустеть. Хотя в такой уничтожающей барабанные перепонки атмосфере этого никак нельзя было услышать.

Да, я был настойчив и терпелив. А эти качества вознаграждаются: Драко пришел ко мне. Кажется, к этому я и стремился, но моему удивлению не было предела. Он долго топтался в коридоре, оглядывался по сторонам, то хмыкая, то что-то бормоча себе под нос. Прислушивался к звукам — со второго этажа доносилась песня любимой группы 30 Seconds to Mars. «Yeah I'm a selfish bastard. But at least I'm not alone…»** — эти строки особенно заинтересовали Малфоя, отчего его глаза, застеленные задумчивостью, приобрели осмысленность.

Малфой буквально обшаривал интерьер моего дома своим оценивающим взглядом. И проделывал это так, будто меня нет, а есть только едкий и надоедливый дымок, такой же, как и я, от тлеющей сигареты в моих руках. А потом, глубоко вдохнув и глубокомысленно произнеся: «Достал ты меня, Поттер!», он надрывным голосом шепча прокричал все, что наболело. Все, что разрывало его изнутри. Подтачивало, словно червь сочный плод.

Драко упал на колени, опустил голову. Волосы скрыли лицо, будто занавесь. Только вздрагивающие плечи пытались донести до меня того, что не осмелился язык — он нуждается в заботе и поддержке.

Я, медленно подхватив его под руки, провел на второй этаж, где в моих крепких руках он рыдал, не скрывая горечи. Исторгал боль со слезами под мелодию, отображающую наши чувства.

My intentions never change,

Драко уснул в моих объятиях, а я еще долго не мог смокнуть глаз. Зато когда проснулся, его не было рядом. Только тепло и приятный ментоловый запах подтверждал, что все произошедшее не сон. И чувство потери кого-то родного не покидало, а тягостно давило в груди. Одна ночь, перевернувшая меня.

Вероятно, судьба будет проделать этот фокус со мной не один раз. Снова и снова. Пока… Пока что, Гарри?

После Драко избегал меня. На письма не отвечал. А когда я прибыл к ним в поместье, домовой эльф, поджав уши, заикаясь, проговорил, что Малфоя-младшего нет. Мучить невинное существо мне не хотелось, зато внутреннее «я» не имело аналогичных желаний по отношению ко мне.

Прошел месяц, я не видел Драко. Впрочем, я почти не желаю его видеть. Зачем? И, правда, зачем?! Только главное слово «почти». Джаред Лето своим голосом спрашивает меня: «Was it a dream?» И я готов ответить утвердительно. Почти.

Драко Малфой облокотился на дверной проем. От него сквозит уверенностью. Былой беспринципной уверенностью. Той, которой он когда-то потерял. А в крепких объятиях Поттера вновь обрел. И, возможно, кое-что еще…

Was it a dream? — поет надрывно солист. Наверное, он спрашивает их обоих?

Малфой подходит не торопясь к Поттеру, словно боясь спугнуть его. Нежно опускает прохладные с улицы руки на его плечи. Успокаивающе гладит — чтобы подавить дрожь. И почти неслышно шепчет на ухо Поттеру: «Это не сон, Гарри. Это не сон…» Почти. Гарри слышит и улыбается.

Примечания: перевод строк из песни был сделан автором.

«Was it a dream?» — Разве это было сном?

«Yeah I'm a selfish bastard. But at least I'm not alone…» — Да, я эгоистичный ублюдок. Но, по крайней мере, я не одинок…