Темные злые волны одна за другой накатывают на берег, размывая горы ракушечника и почти затопляя узкую полоску пляжа. Бледно-сиреневые молнии с пугающей частотой пробивают горизонт, кольцом опоясывающий предгрозовое неспокойное небо. Прерывистый ветер, все яростней и непокорней сражающийся со своенравными волнами, доносит до стоящего на кромке прибоя человека острый запах водорослей и едва уловимый — озона.

Один неосторожный шаг — и под ногой глухо хрустит выбеленный солнцем и солью скелет морского краба. Пляж кажется абсолютно безлюдным, если не сказать вымершим, и только вдалеке, а может быть и совсем близко — в предгрозовом сумраке сложно судить о расстоянии — пара размытых бликов света выдает присутствие человека.

Последний раз Драко Малфой видел Океан в лето перед первым курсом. Время безжалостно стирает из памяти даже самые яркие впечатления, но кое-что Малфой помнит все так же ясно и отчетливо. И Океан тоже — помнит.

— Мама, пожалуйста, я ненадолго! — светловолосый мальчик почти подпрыгивает от нетерпения, напрочь позабыв о том, что ведет себе неподобающе наследнику дома Малфоев.

— Хорошо, милый, но не подходи близко, Океан сегодня неспокоен, — красивая молодая женщина в соломенной шляпке улыбается и поправляет воротничок рубашки сына.

Маленький Драко оставляет маму и папу возле приторно пахнущей раскидистой акации, а сам скрывается за ближайшим кустом, проскальзывает давно знакомой тропинкой мимо песчаного пляжа и ныряет в прохладную тишину пещеры в прибрежных скалах. Холод, покой и безмолвие — то, чем дышит внутренность пещеры — неожиданно оглушают, и Малфой на несколько мгновений замирает, провожая взглядом танцующие на стенах зеленоватые блики. Он знает, что в этом нет никакого волшебства, это просто солнечные лучи, отраженные от залитых прозрачной водой колодцах, вырубленных, словно по чьей-то прихоти в скалах, но все же... Очнувшись, мальчик проверяет свои, несомненно, важные сокровища, спрятанные за большим позеленевшим от влажности камнем, убеждается, что они на месте. А потом, касаясь ладошкой после раскаленного пекла снаружи кажущейся очень холодной стены, он медленно идет вглубь пещеры, пока не доходит до проема, открывающего вид на Океан. Драко осторожно, почти с благоговением поднимается на обломок камня и с восторгом, какой только вмещает его детское сердечко, смотрит на бьющиеся о скалы и рассыпающиеся искристыми брызгами волны.

Все происходит быстро. Чей-то душераздирающий вскрик за спиной — взрослый Драко почти уверен, что это была какая-нибудь глупая птица, волей случая залетевшая в его пещеру — слишком резкий поворот, и вот уже ноги соскальзывают с неровной поверхности, пальцы пытаются удержать от падения оказавшееся неожиданно тяжелым тело, но не удерживают, кожа стесывается о шероховатый камень, и мощное течение утягивает куда-то вниз, под скалы, в саму Бездну. По-настоящему ему становится страшно, когда он оказывается под огромной плитой, закрывающей солнце, и не видно ничего, кроме взрывающихся с внутренней стороны век фейерверков. И уже нет никакой возможности выплыть, ведь волны сильнее, радостные от того, что сегодня они получили такую восхитительную добычу. Воздух в легкий сгорает за считанные секунды, Малфой разжимает стиснутые губы, судорожно вздыхает, и в эту же секунду легкие разрываются от страшной боли… А потом не было ничего. Кажется, если постараться, можно вспомнить крики Нарциссы, сильные руки отца, неделю, проведенную в горячке в Имении, но Драко не помнит, нет. Тот Драко, который помнил, навсегда пропал в бездонной пучине Океана.

Так глупо попасться. Ракушка-портключ — похититель наверняка подумал, что это остроумно — целый день пролежала на письменном столе, поверх стопки важных бумаг, притягивая внимание и внушая сомнения. Но Малфой все таки повелся, как сопливый третьекурсник. Неприятный рывок аппарации — и вот он здесь, неизвестно, как далеко от Лондона, от Министерства, от достопочтенной четы Гринграсс и его, Малфоя, невесты.

Ветер, вконец обезумев, смешивает песок и соленые брызги в невесомый вихрь и с остервенением, больно и зло, бросает в лицо. Молнии сверкают почти над самой головой. Драко разворачивается и кидается прочь, как можно дальше от сошедшей с ума стихии. Кажется, что сердце от ужаса перестает биться и проталкивать кровь по венам, и поэтому тело не слушается, и почти невозможно, до горячей острой боли в коленях, переставлять ноги. Малфой только достигает края пляжа, когда очередная вспышка молнии освещает первые сверкающие капли и, на него обрушивается тропический ливень, так неожиданно и мощно, будто где-то в небесах опрокинулся бездонный омут с дождевой водой.

Узкая тропинка приводит насквозь промокшего парня на порог дома с забитыми окнами, по всей видимости, давно заброшенного и нежилого. Кое-как спрятавшись от ливня под раскрошившимся козырьком, он обессилено всхлипывает, уткнувшись лбом в старое рассохшееся дерево. За спиной грохочет гроза, дождевые ручейки звонко стекают с алюминиевых подоконников, терзаемые ветром деревья шумят, но это все не мешает ему услышать.

Шаги.

Собрав остатки самообладания, Малфой оборачивается, чтобы увидеть…

…Как к нему медленно, не спеша, будто ему и ливень нипочем, приближается размытый силуэт. Очередная вспышка молнии пронзает небо, и на миг перед Драко высвечивается бледное лицо, налипшие на лоб темные волосы и зеленые искры глаз.

— Поттер, — в голосе странный коктейль из обреченности и облегчения. — Какого Мерлина я тут...

Малфой не успевает договорить. Гром и молния приходят вместе, что-то совсем близко трещит, и на крышу дома падает сломанное ураганным ветром дерево. Драко зажмуривается и уже тянется снова закрыть лицо руками, как пальцы Гарри ловят его.

— Неужели ты боишься грозы, Малфой? — издевка неубедительна, Поттер будто охрип от льющегося с неба безумия или… Его пальцы скользят по запястьям, против воли — во всем виновата гроза! — притягивая и подчиняя.

— Ты идиот! Зачем ты притащил меня сюда… — унизительно быстро заканчивается воздух, но это из–за грозы, а, может, близости его тела, и Малфой задыхается, умирает в те секунды, пока его не касаются горячие губы. Злость еще теплится на осколках сознания, но ее исчезающе мало, она слаба, по сравнению с силой стихии, с огнем, разгорающемся где-то внутри от одного его прикосновения.

Драко отступает, впуская язык Гарри в свой рот, вжимаясь в его тело, судорожно путаясь в мокрой одежде и волосах. Все не так — и прерывистый косой ливень, и ужин, на который он уже наверняка опоздал, и то, что Поттер уже так непозволительно близко, и ничего с этим нельзя поделать...

Это неправильно, надо остановиться, пока все не зашло слишком далеко. Чуть оттолкнуть, вырваться из объятий, сделать шаг назад… Да, вот так, и…

Неуверенность в глазах напротив сменяется тревогой, Спаситель Магического Мира выглядит так, будто тонет, захлебнувшись неожиданно сильной волной.

— Поттер, — губы вместо того, чтобы сложиться в насмешку предательски дрожат, и взамен подготовленного вырываются совсем другие слова. — Мне вода за шиворот льется.

Гарри Поттер смеется. Истерично, без повода, но очень заразительно.

— Я же волшебник, Драко!

Но почему-то вместо того, чтобы произнести заклинание, он достает из кармана ключ и открывает дверь.

Внутри душно и темно, потому что оконные ставни закрыты наглухо. Гарри неосторожно натыкается на что-то в темноте, глухо ругается, Малфой притворно вздыхает, вытаскивает волшебную палочку, на конце которой тотчас вспыхивает лепесток огня.

— Так лучше? — тягуче и насмешливо звучит его голос.

— Да, спасибо.

И Драко сложно, невероятно трудно не видеть, как в глазах Поттера неукротимо разгорается огонь, не имеющий ничего общего с отблесками пламени. Резко бросает в жар, и хочется остервенело сорвать с себя и с него одежду.

— Поттер…

Глухой удар и кромешная тьма — это просто волшебная палочка падает из рук. Она только мешает, ведь сейчас ничто не имеет значения — кроме ищущих губ, дорожек от мокрых волос, переплетенных пальцев и острого, почти до боли невыносимого желания…

Гарри неожиданно резко тянет его за собой, и Драко сам не замечает, как отброшена в сторону мешающая одежда, как его губы привычно тянутся к такой нежной и беззащитной коже на его шее, медленно опускаются ниже, на плечи и грудь, чтобы терзать, захватывать, делать своим. Он смотрит на Гарри и понимает, что тот похож на Океан, готовый разразится штормом... И ничего уже не имеет значения, остается лишь смотреть, как капли дождя медленно стекают с его волос, ловить каждое дыхание и стон, с разрывающим сознание мучительным наслаждением чувствовать, как его тело движется в одном ритме с его собственным, все неудержимей и яростней…

А потом все кончилось, и Драко прижимается губами к подрагивающим ключицам своего любовника, опаляя нежную кожу дыханием, ловя ответную дрожь…

* * *

Завернувшись в тонкое одеяло, Драко смотрит, как Поттер возится с пыльной керосиновой лампой, магией кипятит воду и заваривает найденный здесь же чай. Чая ему не хочется. Ощущение совершенности произошедшего было настолько полным, что даже закончившаяся гроза, теплое одеяло и горячий чай были не важными атрибутами. Но он молчит, продолжая смотреть на Гарри, потому что говорить об этом тоже не хочется. А тот тем временем ставит дымящуюся кружку на стол, а сам, аккуратно отводя взгляд, отворачивается, отходит к распахнутой двери и садится на крыльцо. Тишина не давит, она наполнена запахом мокрого дерева и прошедшей грозы.

— И что теперь, Поттер?— тишина и иллюзорное ощущение счастья разбиваются на миллион хрустящих осколков.

Гарри оборачивается, вскакивает на ноги так резко, что Драко невольно хочется отпрянуть.

— Драко, послушай.

Вот как. «Послушай». Не «давай поговорим», а именно «послушай». Это значит, что Поттер уже давно все решил, и теперь остается только внимать и пытаться смириться.

— Ты ведь не любишь ее.

Малфой все же выпутывается из одеяла, пытается сесть, задевает стол, кружка с чаем опрокидывается и летит на пол, выплескивая свое содержимое. Не иначе, как чудом, не разбиваясь.

— Пока все не зашло слишком далеко. Ты же знаешь, что никому ничего не должен! — Поттер непоследователен и сам не замечает, как почти срывается на крик. — Хочешь, я спрячу тебя так, что никто — ни она, ни твой отец, ни даже черт знает как воскреснувший Волдеморт — тебя не найдет! Я смогу! — отблески фонаря сияют в его глазах, как расплавленное золото. Наверно, это какое-то колдовство, ведь Малфою кажется совершенно невозможным противоречить этим отблескам. И Поттер это видит, читает в ответном взгляде, как в раскрытой книге.

— Если же ты не передумаешь, — Гарри притворно вздыхает, подперев голову, — я одолжу у Чарли дракона и в самое неподходящее время примчусь спасать тебя, как прекрасную принцессу из лап коварного колдуна. Ну, или — как в твоем случае — коварной колдуньи. Я же герой, мне и не такое простят, — он улыбается уже совсем беззастенчиво.

— А ты ведь не шутишь, Поттер, — Малфой прячет усмешку в ладонях.

— Ничуть, — ответная улыбка дарит света больше, чем огонек в лампе.

И тут Драко захлестывает осознание, такое четкое и неистовое, что становится трудно дышать. Осознание того, насколько он — до ужаса, до слез, до стиснутых до крови ладоней — соскучился по Гарри за эти два месяца, прошедшие после его самонадеянного: « Мы-расстаемся-Поттер-и-пожалуйста-без-глупостей».

Гарри на то и Поттер, что не умеет без глупостей. Гарри Поттер. Верящий в детские сказки, торжество добра и силу любви. Переживший такое, что и в кошмарном сне не приснится, но до сих пор прямо таки лучащийся уверенностью, что все будет хорошо. Его маленькое солнце, освещающее самые темные уголки его, Драко, души.

— В чем дело? — затянувшееся молчание и слишком пристальный взгляд не остаются незамеченными.

— Давно не было возможности полюбоваться на Мальчика-который-выжил, так сказать, «без галстука»...

— Я тоже скучал, Малфой. Ты даже не представляешь себе как.

Драко взлохмачивает волосы, неосознанно пытаясь спрятать под челкой глаза.

— Почему побережье? Нельзя было меня украсть куда-нибудь поближе?

— Я никогда раньше не видел Океана, — пожимает плечами брюнет.

— А, ну тогда все понятно, — иронически тянет Малфой.

— Я не знал, что так получится, — бормочет Гарри, очевидно, имея в виду ливень. — Я целый вечер просидел здесь, ждал, когда сработают антиаппарационные датчики, а потом по радио передали, что приближается гроза, и по всему побережью объявляется штормовое предупреждение... Так жалко, даже искупаться не получилось, — Поттер выглядит таким по-детски несчастным, что Драко сразу забывает о своем раздражении, ему хочется утешить, стереть даже малейшие следы печали с любимого лица.

— Это всего лишь ночная гроза. К утру ветер обязательно утихнет, и Океан успокоится. Веришь, Гарри? — он медленно и осторожно проводит рукой по щеке Поттера, приподнимает опустившийся подбородок, так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Тебе обязательно понравится. Утром вода такая чистая, прозрачная, как блики на грани драгоценного камня, — Драко понимает, что его несет, но нет никакой возможности остановиться, ведь...

…Ты тонешь, Малфой, в его глазах, чистых, прозрачных, как блики, да, именно, те самые блики в пещере из детства... Тебя утягивает туда, откуда уже нет возвращения. Ведь — ты же знаешь сам — невозможно вернуться из Бездны таким же, каким ты был до… Она меняет, из внешней неуютной оболочки безжалостно вырывает истинного тебя, не скованного чужими законами и условностями. Это непривычно, страшно… Нет, уже не страшно, ведь ты больше не боишься Океана, даже больше, ты обязательно полюбишь его, ты уже любишь...

А Гарри улыбается, ему нет дела до Бездны, он мурлыкает, прикрывая глаза:

— Да, конечно, верю.

Fin.