— Что, по-вашему, он делает? — воскликнул Гарри, ни к кому конкретно не обращаясь и пристально глядя на стол Слизерина.

— Кто? Что делает? — раздался голос Рона, но Гарри даже головы не повернул, продолжая, не отрывая глаз, смотреть в сторону слизеринцев.

— Разве не ясно? — откликнулась Гермиона, и Гарри даже не нужно было видеть ее лица, чтобы представить, как она демонстративно закатила глаза. — Малфой, конечно.

— Что опять с Малфоем? — переспросил Рон, и Гарри наконец перевел взгляд на друзей, сидящих напротив него.

— Он выглядит усталым. Я должен узнать, что он там задумал.

Гермиона кинула на него странный взгляд, и на мгновение он пожалел, что завел этот разговор. Впрочем, слова всегда срывались с его языка прежде, чем он успевал их обдумать, и в последнее время он не стал сколько-нибудь благоразумнее — скорее, наоборот.

К счастью, он снова оказался в своей стихии, когда Гермиона раздраженно вздохнула и посмотрела на него с укоризной в глазах.

— Ради всего святого, Гарри! Он на нашей стороне, ты что, забыл? Или ты просто не в состоянии пережить этого и дать ему еще один шанс?

Гарри моргнул.

— Не в этом дело, — начал было он и тут же захлопнул рот, не зная, что сказать дальше.

— Рожденный Малфоем и умрет Малфоем, — подытожил Рон с полным ртом бекона.

— Закрой рот, Рональд.

Гарри слегка улыбнулся, благодарный другу за то, что тот отвлек часть внимания Гермионы на себя.

— Передай мне сосиски, Симус, — попросил он и, протянув руку за блюдом, краем глаза уловил какое-то движение на другой стороне зала. Присмотревшись, он увидел, как Малфой, сидящий в самом конце слизеринского стола, зевнул, вежливо прикрыв рот бледной, изящной рукой.

Он определенно что-то задумал.

**~*~**

Если Гарри что-то и не любил, так это незнание (по крайней мере, он пытался убедить в этом самого себя). Ему была неприятна даже сама мысль, что Малфой мог знать что-то, о чем он, Гарри, понятия не имел. И, как он не уставал снова и снова себе повторять, что на протяжении всех семи лет в Хогвартсе Малфой всегда замышлял какую-то пакость.

Гарри немного пожевал кончик пера, одновременно пытаясь прожечь глазами дырку в блондинистой голове двумя рядами впереди него. Его разумная часть понимала, что Гермиона наверняка была права — впрочем, как и всегда. Честно говоря, Малфой уже не был им врагом. Война давно закончилась, и, если бы не решение слизеринца стать информатором Ордена, еще неизвестно, как бы все могло для них повернуться. Гарри знал, что тот пошел на это по собственной воле и, рискуя собственной жизнью, не раз доказал, что заслуживает доверия.

И все же это было… странно. Он наблюдал, как Малфой одним ленивым взмахом палочки превратил стоящий перед ним горшок терракотового цвета в красивого полосатого кота — и на губах блондина мелькнула слабая, но искренняя улыбка, которая, однако, тут же исчезла, словно тот боялся, что кто-то может заметить ее.

«Ему нужно чаще улыбаться», — подумал Гарри, но стоило ему только осознать, что это была за мысль, как он, в ужасе, выронил перо из пальцев, и лишь мяуканье бывших растений вернуло его к реальности. Моргнув, словно в оцепенении, он скосил глаза на парту как раз вовремя, чтобы увидеть, как ванесса Гермионы пыталась забраться в его нетронутый горшок. Полурастение-полуживотное встретилось с ним взглядом, и Гарри мог поклясться, что заметил знакомое осуждение в его глазах.

— МакГонагалл возвращается, — прошипело существо женским голосом, и Гарри уставился на него в замешательстве.

— Прекрати мечтать о Малфое и займись делом, — продолжила Гермиона, наклонившись, чтобы забрать у него своего новоиспеченного кота, выдохнув с облегчением, когда тот снова оказался в ее руках.

— Я ничего подобного не делал! Сама мысль об этом отвратительна, — возмутился Гарри, искренне ужаснувшись ее словам, но еще больше — выступившему на его щеках румянцу.

— Вовсе нет, — улыбнулась Гермиона, успокаивающе погладив его по руке, и, легонько толкнув его в бок локтем, повторила: — Кошка.

— В этом задании нет никакого смысла! С чего бы это мне вдруг понадобилась кошка? — проворчал Гарри, без особого энтузиазма тыкая палочкой в цветочный горшок. Мгновение — и у того появился хвост. Гермиона пожала плечами, а ее кошка ухмыльнулась, наблюдая за жалкими попытками Гарри.

— Отвечая на твой вопрос, Поттер: в маловероятной ситуации, когда ты окажешься в смертельной опасности и тебе позарез понадобится кошка… не кажется ли тебе, что ее появление в цветочном горшке уже не будет выглядеть таким странным и неуместным?

Вздрогнув от неожиданности, Гарри поднял взгляд и встретился с насмешливыми серыми глазами. Светловолосый слизеринец изогнул изящную бровь и небрежно почесал за ухом у своего кота. Готовый согласиться с его ироничным замечанием, Гарри торопливо подавил желание рассмеяться, невольно задаваясь вопросом, как давно Малфой прислушивается к их разговору.

Приложив небольшое усилие, Гарри поспешил скрыть свое смятение за хмурым взглядом.

— Заткнись, Малфой, — пробормотал он.

Он не знал, чего ждал в ответ на свои слова, но определенно ждал какой-то реакции. Однако Малфой лишь театрально тяжело вздохнул и отвернулся.

Они вернулись в Хогвартс больше трех месяцев назад, и, несмотря на то, что уже был почти конец декабря, между ним и Малфоем не произошло ни одной мало-мальски серьезной стычки. На одно короткое мгновение Гарри стало любопытно, что же ему надо сделать, чтобы добиться хоть какой-то реакции от его бывшей личной Немезиды?

В задумчивости, он снова направил палочку на горшок, и к тому моменту, как МакГонагалл достигла своего стола, тот уже принял форму кошки, хотя все еще оставался оранжевым и немного холодным на ощупь.

— Он снова зевает, — пробормотал Гарри, не обращая внимания на громкий бряцающий звук, который производили лапы его кота, в то время как тот пытался перебраться на другую сторону стола.

— Что? — спросила Гермиона.

— Ничего.

Странно… Очень странно.

**~*~**

Теперь, продолжая по-прежнему украдкой следить за Малфоем, Гарри мудро помалкивал перед друзьями. Их разговоры на шестом курсе были еще слишком свежи в памяти, чтобы ему захотелось вновь поднимать этот вопрос. Навязчивая идея, одержимость — так они называли это, и даже сейчас эти слова заставляли Гарри чувствовать себя неуютно.

Это было всего лишь… любопытство. Здоровое любопытство. И, насколько Гарри знал, в любопытстве не было ничего плохого. Еще с самого окончания войны он пытался по-настоящему увлечься чем-нибудь, и, хотя он и не говорил об этом никому, единственной причиной, по которой он решил вернуться в Хогвартс, было то, что он просто не представлял, чем еще ему заняться.

Прошло уже три дня с того маленького происшествия на уроке Трансфигурации, когда он снова заговорил на эту тему. В конце концов, он не виноват, что замечает подобные вещи: просто Малфой, как и Гарри, сидит всегда на одном и том же месте во время завтрака — практически напротив него.

Поглощенный собственными мыслями, Гарри обмакнул блинчик в сироп, глядя на блондина поверх плеча Гермионы. Тот все утро молчал, что не было необычно само по себе: с самого начала учебного года Малфой был заметно молчалив — но даже с противоположного конца зала Гарри видел темные круги у него под глазами, ярко выделяющиеся на бледной коже. И, что важнее, слизеринец даже не притронулся к огромному блюду с блинчиками — вместо этого он сидел с апатичным видом и методично крошил сухой тост на свою тарелку.

— С ним определенно что-то происходит, — заявил Гарри.

— С Малфоем? — тут же отозвался Рон и лишь махнул рукой, получив ответный кивок: — Понятное дело. Он тот еще придурок.

— Нет, помимо этого, — задумчиво произнес Гарри, глядя с тоской на свою залитую сиропом тарелку, и вздохнул.

— Миона? — вкрадчиво начал Рон, заставив подругу поднять глаза от толстого учебника по Античным рунам, лежащего перед ней. — Разве не в этом месте ты обычно вмешиваешься и начинаешь его защищать?

— Нет, — откликнулась та беспечно. — Я всего лишь обращаю ваше внимание на то, что он не зло в последней инстанции. Я никогда не отрицала, что он полный придурок.

— Гермиона! — воскликнул Рон, и в его голосе было нечто среднее между изумлением и благоговением. Спустя минуту ошарашенного молчания, благоговение перед этой новой, внезапно открывшейся ему стороной Гермионы определенно одержало верх, и его губы расплылись в ухмылке. — Потрясающе! Повтори это снова.

— Прекрати, — Гермиона вздохнула и заправила выбившуюся из прически прядь за ухо. — Что у вас снова случилось?

— Все дело в блинчиках, — с готовностью объяснил Гарри. — Он даже не притронулся к ним.

— У меня такое чувство, что я сильно пожалею о своем вопросе, но… — Гермиона замялась и осторожно спросила: — Ну и что с того?

— Он никогда не отказывается от блинчиков. Никогда! — уверенно произнес Гарри, периодически поглядывая на стол Слизерина: Драко — Драко?!.. — по-прежнему мусолил несчастный тост.

— И откуда ты это знаешь? — спросила Гермиона с таким видом, словно она едва сдерживала улыбку.

Рон тут же прекратил жевать, аккуратно положил ложку на стол и смерил Гарри подозрительным взглядом.

— Да, откуда ты это знаешь? — последовал все тот же вопрос, и, резко повернув голову вправо, Гарри впервые с начала завтрака заметил, что Джинни сидит прямо рядом с ним. Ее голубые глаза осуждающе смотрели на него, и, хотя Гарри не был уверен, что правильно понял значение этого взгляда, казалось, будто тот проникал прямо ему в душу, заставляя съежиться от дискомфорта. Холодная жесткая линия ее рта стала еще резче в ответ на затянувшееся молчание, и Гарри внутренне вздрогнул.

С тех пор, как школа снова открылась, Джинни не раз совершенно непрозрачно намекала, что была бы не прочь возобновить их отношения, и то, что он тянул время, продолжая уклоняться от прямого разговора, отнюдь не радовало ее. А Гарри просто не знал, как сказать ей, что больше не чувствует того, что было. Мысли о ней больше не будоражили его воображение, как когда-то раньше, и в этом была вся неприглядная правда.

— Ну, так что? — требовательно повторила Джинни, небрежно теребя в руках вилку, и тем самым лишая Гарри последних остатков мужества.

«Эээ… что?» — Гарри так увлекся, что потерял нить разговора… «Откуда ты это знаешь?» — мелькнуло воспоминание… А! Малфой. Блинчики. Точно…

— Враги должны все знать друг о друге, — наконец пробормотал он. — Это… хм… что-то вроде основной защитной стратегии.

— Прекрасная идея, приятель, — одобрительно отозвался Рон, вновь сосредотачивая все свое внимание на вареных яйцах.

— Хмм… — задумчиво произнесла Гермиона, слегка прищурив глаза.

Рядом раздалось недовольно бормотание Джинни: что-то вроде «Малфой… внимание… мне» — Гарри не разобрал, — и она вновь накинулась на свой завтрак с бОльшим энтузиазмом, нежели было необходимо.

Когда Гарри убедился, что никто больше на него не смотрит, он скосил глаза на стол Слизерина — как раз вовремя, чтобы заметить, как Малфой резко отодвинул от себя тарелку и посмотрел Гарри прямо в глаза. Это не был его обычный хмурый взгляд, но и особой радости в нем тоже не было — Малфой выглядел одновременно и польщенным, и смущенным, и сердце Гарри неожиданно екнуло.

Он резко отвернул голову, а когда набрался смелости повернуться обратно, Малфоя за столом уже не было.

**~*~**

Разговор во время завтрака крепко засел у Гарри в голове, и он бесконечно прокручивал про себя каждое слово, задаваясь бессмысленными вопросами, на которые просто не было ответов. Он терпел это, сколько мог, но, в очередной раз поймав себя на том, что снова уставился на балдахин кровати, размышляя, знает ли Малфой, что сам Гарри обычно ест за завтраком, сломался.

Потерев рукой глаза за стеклами очков, Гарри наложил беззвучное Tempus. Было уже заметно за полночь, и все остальные мальчики уже давно спали. По крайней мере, занавеси их кроватей были задвинуты, и Гарри вовсе не хотелось представлять, чем они еще могли заниматься в темноте.

Слегка поежившись от этой мысли, Гарри сел на кровати.

Что бы Малфой ни замышлял, он наверняка занимался своими грязными делишками ночью. И вполне возможно, что со своей обычной самоуверенностью он будет достаточно неосторожен, чтобы его можно было выследить. Гарри очень на это рассчитывал.

Он ни разу не воспользовался мантией-невидимкой с самого начала учебного года, и необычное чувство ностальгии охватило его, когда он тихо вытащил ее из сундука и, торопливо расправив, накинул на себя. Бесшумно — не считая легкого поскрипывания резиновой подошвы его обуви по лоснящемуся ворсу ковра — Гарри выскользнул из комнаты, пересек общую гостиную, необычно тихую и от этого пугающе зловещую, и выбрался наружу через портретный проём.

Знакомое, но давно забытое будоражащее чувство охватило Гарри, когда он крался по холодным, темным коридорам Хогвартса. Прошло уже много времени — пожалуй, даже слишком много — с того момента, когда он в последний раз бродил по этим залам, укрывшись под мантией-невидимкой, и единственным, что грозило ему за нарушение правил, была отработка. Что бы там ни замышлял Малфой, теперь Гарри мог быть уверен, что это не связано ни с никаким темным Лордом, алчущим его крови, и осознание того, что детские приключения окончательно отошли в прошлое, неприятно поразило его, хотя предвкушение нового приключения тут же совершенно необъяснимым образом заставило его почувствовать себя заметно лучше. Он не слышал ничего, кроме звука своего неровного дыхания да безумного грохота крови в ушах, пока, наконец, из-за угла не донеслось слабое шарканье.

Гарри задержал дыхание и инстинктивно прижался спиной к холодной каменной стене, нащупывая кончиками пальцев древко волшебной палочки. Спустя мгновение маленькая серая мышка появилась в поле его зрения, и Гарри облегченно выдохнул. Адреналин с бешеной скоростью несся по венам, заставляя его дрожать от возбуждения, поэтому, когда лишь секундой позже Малфой наконец-то появился из-за угла, Гарри чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности.

Волосы Драко казались слегка растрепанными, но во всем остальном он выглядел так же безукоризненно и заносчиво, как обычно, пронесшись мимо Гарри с театрально развевающимися фалдами мантии. Размашисто шагая, так что эхо его шагов разносилось по всему замку, Малфой явно не боялся быть пойманным ночью за пределами слизеринской гостиной. Это было настолько в его духе и так предсказуемо, что Гарри широко улыбнулся и, затаив дыхание и не смея шелохнуться, с отчаянно колотящимся сердцем долго смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из виду.

Осознав, что Малфой исчез за поворотом, Гарри еле подавил желание чертыхнуться и поспешил вслед за ним по темному коридору, пока, наконец, не оказался на безопасном расстоянии от слизеринца. К искреннему удивлению Гарри, тот направлялся не в Выручай-комнату, не в один из пустующих классов, а прямо на улицу, в холодную зимнюю ночь.

Декабрьские ночи ожесточенны и не склонны прощать; Гарри мог видеть белый пар от собственного дыхания даже скрытый под покровом плаща-невидимки. Легкий мороз сковал землю белесой изморозью, и трава тихонько скрипела под ногами у Малфоя, быстрой решительной походкой пересекшего квиддичную площадку. Кусачий ветер беспечно играл с прядями белокурых волос.

Гарри боялся, что невольно направляется прямо к Запретному лесу, однако его страх тут же исчез, стоило его добыче свернуть в сторону озера. Слегка замедлив шаг на подходе к воде, Малфой остановился, глядя на почти затянутую кромкой льда гладь озера, и вздохнул — так устало и тяжело, что его вдох был почти осязаем. Гарри вздрогнул и был рад свалить это на промозглость ночи, хотя рядом не было никого, кто мог бы уличить его хоть в чем-то.

Наконец Малфой подобрал фалды своей тяжелой зимней мантии и осторожно опустился на промерзшую траву у самой кромки воды. Подтянув свои длинные ноги к груди, он обхватил колени руками и наложил беспалочковые согревающие чары вокруг себя, что одновременно удивило Гарри и произвело на него сильное впечатление.

Несколько мгновений спустя, Гарри бесшумно подошел к Малфою, сел в нескольких шагах от него и принялся ждать, отчаянно проклиная себя за то, что сам не сообразил наложить согревающие чары, прежде чем последовать за ним. Мантия-невидимка мало спасала от холода, а его владение невербальной магией оставляло желать лучшего. «Малфоя, — подумалось Гарри, — все это изрядно позабавило бы». Хотя вряд ли ему когда-либо предоставится шанс узнать об этом.

Гарри потер ладони друг о друга и поежился, стараясь не думать о таявшей изморози, уже начинающей просачиваться сквозь ткань его штанов. Наконец, с неохотой, он скопировал позу блондина, подтянув колени к груди, потому — и только поэтому! — что сжаться в комочек и попытаться стать как можно меньше было единственным способом сохранить хоть каплю тепла.

Где-то в темноте раздалось уханье совы. Острый тяжелый запах зимы ударил Гарри в ноздри, побелевшие от холода. Малфой не шевелился.

От ближайшего кустарника донесся слабый хруст веток, одинокое облачко закрыло собой луну. Малфой по-прежнему был неподвижен.

Гарри смотрел на его профиль, резко очерченный в лунном свете. Когда забрезжили первые лучи солнца, смущение Гарри сменилось недоверием, которое, в свою очередь, переросло в кипящую бессильную ярость.

«И это все, что ты делаешь? — он мысленно закричал на Малфоя, впиваясь одеревеневшими от холода пальцами в свои бедра. — Ты просто сидишь? Ты, мать твою... сидишь?!»

Малфой, даже не подозревая о потоке беззвучного гнева, направленного на него, опустил подбородок на колени и задумчиво посмотрел вдаль.

Когда он наконец поднялся, потянулся и направился к замку, уже светало, и Гарри давно не чувствовал ни своих пальцев, ни задницы, ни ног. Его нос так окоченел, что казалось, он принадлежит не ему, а кому-то другому. Хромая и спотыкаясь, он последовал по промерзшей траве вслед за изящной фигурой Малфоя в темной развевающейся мантии, резко выделяющейся на фоне мягких розовых и оранжевых тонов рассвета. Вдруг Гарри остановился и, убедившись, что слизеринец отошел на приличное расстояние, вытащил из кармана палочку онемевшими пальцами и судорожно наложил согревающие чары.

«Что за дерьмо, — мысленно выругался он. — Тоже мне, посидели. Поверить не могу: он просто сидит. Драко Малфой… сидит.»

Он все еще думал об этом, с удовольствием кутаясь в теплое одеяло, чтобы хоть немного поспать оставшиеся до завтрака пару часиков. Сам не зная почему, Гарри чувствовал себя разочарованным.

Вполне возможно, что Малфой просто сделал перерыв, и в следующий раз Гарри обнаружит что-то более интересное. Слегка успокоенный этой мыслью, Гарри погрузился в сон.

**~*~**

На следующее утро, вяло дожевывая свой завтрак, Гарри испытал минутный приступ симпатии к слизеринцу, когда тот ввалился в Большой зал с апатичным видом и опухшими от бессонной ночи глазами. Однако это чувство быстро прошло, стоило ему вспомнить, что это, в первую очередь, вина Малфоя, что сам Гарри не выспался. Тупой ублюдок, с этим своим… сидением. Остроносый и… тупо сидящий по ночам.

Тупой, остроносый, сидящий на земле придурок. Гарри продолжал хмуро смотреть на него, пока Малфой не поднял голову и, слегка сбитый с толку пристальным взглядом, не нахмурил брови в ответ.

Ночью Гарри вновь оказался около озера и в ожидании, когда Малфой наконец выдаст себя, невольно скользил взглядом по его лицу. Ему вдруг пришло в голову, что черты слизеринца уже не были такими заостренными, как раньше. Удивительно, когда же тот успел так измениться. По-прежнему слишком худой, Малфой слегка раздался в лице, а Гарри даже не заметил этого.

Было что-то непреодолимо притягательное и словно неземное в его бледной коже, серебристых волосах и печальных серых глазах — и Гарри смотрел, смотрел на него, не отрывая зачарованного взгляда. Вначале он оправдывался тем, что вокруг больше особо и не на что было смотреть, а потом — смотрел просто потому, что хотел этого, и рядом не было никого, кто бы мог запретить ему делать это.

И он снова забыл наложить согревающие чары. А Малфой все сидел и сидел.

**~*~**

На третью ночь (Гарри пошел за ним, только чтобы окончательно убедиться) Малфой получил письмо. Изящные черные завитушки на плотном пергаменте кремового цвета. Малфой перечитал письмо несколько раз, прежде чем расправил чистый лист бумаги на коленях и принялся писать ответ.

Что-то помешало Гарри наклониться поверх малфоевского плеча и прочитать написанное. Вместо этого он просто разглядывал его. Малфой прикусывал губу, когда усиленно думал о чем-то. И у него был красивый почерк.

**~*~**

На следующий день Малфой все время перечитывал и перечитывал полученное письмо, слишком поглощенный им, чтобы обращать внимание на то, куда идет, и ноги несли его от класса Заклинаний вниз по коридору прямо к Гарри. В полудреме, опираясь о стенку, чтобы не упасть, Гарри смотрел на разворачивающуюся перед ним сцену, словно в замедленном действии.

Малфой, полностью поглощенный чтением письма.

Двое гриффиндорских пятикурсников, крадучись, окружающих того с двух сторон, растянув перед ним на уровне икр обычную электрическую проволоку. Магловские шалости стали очень популярны в последнее время, и желание посмотреть, как Малфой полетит на пол вверх тормашками перед целой толпой народа, да еще благодаря такой банальной уловке, было ясно написано на их лицах.

Несколько студентов позади Гарри, похоже, тоже заметили назревающую проказу, и воздух почти вибрировал от предвкушения.

Еще лишь пара шагов — и…

— Малфой! Смотри под ноги!

Слова вылетели из его рта прежде, чем он смог остановить их, и в коридоре воцарилась тишина. Малфой резко вскинул голову и замер, окинув внимательным взглядом источник потенциальной опасности. Потом перевел его на Гарри, и невысказанные вопросы ясно читались в его глазах. С горящим лицом и охваченный ужасом, Гарри собрал остатки своей прославленной храбрости и передернул плечами, по-прежнему не разрывая зрительного контакта с Малфоем, словно сама его жизнь зависела от этого.

— Спасибо, Поттер, — наконец произнес тот сухим, напряженным голосом.

Малфой осторожно переступил через натянутую проволоку, смерил обоих шутников леденящим кровь взглядом и гордо прошествовал вниз по коридору, снова уткнувшись носом в лист пергамента в своих руках.

— Какого черта ты это сделал?! — раздался раздраженный голос Рона позади Гарри, и несколько пар недоумевающих глаз словно пригвоздили того к месту.

Гарри устало потер глаза. Кажется, Гермиона как-то говорила, что человек вполне может сойти с ума из-за отсутствия сна. Похоже, это с ним и произошло.

— Я не знаю, — наконец выдавил он. — Я, правда, не знаю.

**~*~**

На четвертую ночь Гарри обнаружил, что, если сесть к Малфою достаточно близко, то действие согревающих чар слизеринца распространится и на него. Он невольно подумал, что это, должно быть, самый долгий период времени, который они провели так близко друг от друга без острого желания прикончить противника на месте. А они, черт возьми, действительно находились слишком близко. Если бы Гарри захотел, он мог бы коснуться Малфоя рукой.

Но он вовсе не хотел этого. И на всякий случай засунул руки поглубже в карманы мантии.

**~*~**

На седьмую ночь Гарри перестал придумывать причины, почему он по-прежнему следит за Малфоем.

Иногда тот писал письма, иногда просто сидел всю ночь, глядя перед собой стеклянными глазами.

Гарри больше любил эти неподвижные ночи: было что-то особенно успокаивающее и утешительное в неподвижности заносчивого блондина, в его ровном глубоком дыхании и в том, как время от времени тот пропускал растрепавшиеся на ветру волосы сквозь длинные бледные пальцы.

Теперь Гарри постоянно чувствовал себя невыспавшимся и изнуренным, но уже не мог остановиться. Медленно, но верно чувство опустошения, оставленное войной, пошло на убыль. На его же место пришла все усиливающаяся душевная тоска, которая была даже как-то по-своему дорога Гарри.

В отсутствие ненависти, спустя семь лет постоянной вражды, Гарри пришел к выводу, что не чувствовать абсолютно ничего к своему бывшему недругу было самым странным из всего, что он когда-либо испытывал. Эта же новая, всепоглощающая увлеченность слизеринцем и беспокоила его и словно делала свободней. Это было настоящее, живое человеческое чувство. Он наконец-то чувствовал что-то, и это и сбивало его с толку, и поражало до глубины души.

Рон не раз пытался расспросить его о том, что с ним происходит, но Гарри просто не знал, что сказать.

Гермиона же, казалось, обзавелась новой всезнающей улыбкой, и это сводило Гарри с ума.

Джинни отказывалась разговаривать с ним, и Гарри не мог подавить ощущение, что должен быть куда больше расстроен этим.

**~*~**

Гарри даже не заметил, как семестр подошел к концу. Все преподаватели были заняты украшением школы, хотя подавляющее большинство учеников отправлялось на каникулы домой. Что было вполне логично, на взгляд Гарри. Это было первое Рождество за последние семь лет, когда тень Волдеморта не маячила за их спинами. Те, кто потеряли в войне родных и близких, старались взять себя в руки и не позволить своим потерям одержать верх. Те же, чьи семьи не пострадали, собирались вместе, чтобы поблагодарить свою счастливую судьбу за это.

Гарри, как всегда, пригласили в Нору на Рождество, но он вежливо отказался. Просто это было его последнее Рождество в том месте, которое, впервые в жизни, стало ему настоящим домом. И его решение остаться совершенно определенно не имело никакого отношения к Драко Малфою.

— Хорек тоже остается на каникулы, ты в курсе? — сообщил ему Рон за ужином с полным ртом картофельной запеканки с мясом.

— Да, я знаю, — отозвался Гарри.

— Ты так и не выяснил, что он затевает?

Раздумывая над ответом, Гарри нашел взглядом Малфоя. Последнее время они все чаще сталкивались взглядами, и на этот раз ни один из них не отвел глаза. Всего лишь на одно мгновение…

— Нет, пока нет, — наконец произнес Гарри, нехотя переводя взгляд на Рона. — Придурок, — добавил он зачем-то. Произнесенное слово казалось чужим на его языке, но улыбка, последовавшая за ним, была совершенно искренней.

— Абсолютно точно, — Рон пытался отправить в рот как можно больше картофельного пюре за раз. — Будь начеку во время каникул, приятель. Меньше свидетелей — ты понимаешь, о чем я?

— О, ради всего св… хотя неважно, — вздохнула Гермиона, со звоном опустив вилку на тарелку.

Гарри поймал ее взгляд и примирительно улыбнулся. Он размышлял, в каком ужасе был бы Рон, узнай он, что Гарри проводит ночи напролет наедине с Малфоем, без свидетелей вообще. Это было чудом, что Малфой еще не проклял его. Гермиона внимательно изогнула тонкую бровь, и уже в который раз Гарри порадовался, что она не умеет читать его мысли.

**~*~**

В следующие пару дней в замке было так тихо, как никогда на памяти Гарри. Он был одним из трех гриффиндорцев, оставшихся на каникулы, и обычно шумная гостиная казалось заброшенной.

Погруженный в собственные мысли, он вытянулся в полный рост на диване перед камином и пролежал так, пока не пришло время взять мантию-невидимку и спуститься к озеру. Теперь он больше не ждал появления Малфоя, чтобы последовать за ним по пятам — Гарри просто знал, что тот снова будет на месте, как и всякую ночь, и тот действительно всегда приходил. В мире, в котором ни в чем нельзя было быть уверенным, было что-то особенно утешительное в том, чтобы знать, что привычки слизеринца оставались неизменны.

Двадцать третьего декабря он сел достаточно близко к слизеринцу, чтобы почувствовать легкий запах корицы, исходящий от него, и заметить краем глаза, что последнее письмо, полученное Малфоем, было адресовано «Дорогому Драко».

Что-то неприятно сжалось у него в груди от этого приветствия, и Гарри с усилием отвел глаза в сторону и долго и упрямо смотрел на гладь озера, пока Малфой наконец не отложил письмо в сторону. Впервые он жалел, что не мог спросить у самого Малфоя, кто же пишет тому письма.

**~*~**

В канун Рождества пришло еще одно письмо, но почерк на этот раз был другим: мельче и не такой аккуратный. Письмо было коротким, и Гарри еле подавил желание пробежать его глазами поверх плеча Малфоя. Вместо этого он сел неестественно прямо под своей мантией-невидимкой и упрямо смотрел на то, как ветер играл с едва видневшимися в предрассветном тумане ветвями некогда пышных деревьев, редко разбросанных по другой стороне озера.

Однако странный звук привлек его внимание, и Гарри скосил глаза вбок. То ли вздох, то ли сопение, и… «О господи, Малфой что, плачет?!»

Быть такого не могло. Но стоило Гарри присмотреться поближе, как он заметил одинокую слезу, скатившуюся по бледной щеке, и еле сдерживаемую дрожь, которая сотрясала все тело его бывшего врага. Всего на мгновение слизеринец потерял контроль над собой, и вся его поза говорила о глубоком отчаянии, однако доля секунды — и видение исчезло. Малфой глубоко вздохнул, тряхнул растрепанной головой, торопливо провел рукой по лицу, заставляя себя успокоиться — и единственное свидетельство минутной слабости потерялось в мельчайших трещинках его ладони.

Мгновение спустя он уже снова устремил взгляд в заозерную даль, словно ничего и не произошло. И впервые Гарри действительно почувствовал себя виноватым за то, что следит, подсматривает и нарушает его личное пространство, хотя, пожалуй, было уже слишком поздно для подобных раскаяний. И то, как Малфой держался за остатки своего самоконтроля даже тогда, когда он был совершенно и абсолютно один, почему-то причиняло Гарри боль.

А еще он подумал: сколько же раз нужно застать человека в минуту его слабости, сколько его слез нужно увидеть, чтобы звать его по фамилии стало наконец неудобным и неправильным?..

Когда забрезжил рассвет, вдруг пошел снег. К удивлению Гарри, Малфой — Драко? — шел по направлению к замку гораздо медленней, чем обычно, пытаясь поймать языком падающие с неба снежинки. Когда это ему удавалось, его лицо озаряла искренняя улыбка. Но только оказавшись в своей спальне и бросив случайный взгляд в зеркало, Гарри понял, что все это время тоже улыбался.

**~*~**

Во время Рождественского ужина все сидели за одним длинным столом; пушистые снежинки падали с потолка и растворялись в воздухе прежде, чем успевали коснуться кого-то из трапезников. И хотя зал звенел от смеха и был полон мерцающих огней, а празднование набирало обороты, отсутствие Дамблдора заставляло сердце Гарри сжиматься каждый раз, когда его взгляд падал на директорское место.

Когда пуффендуйский третьекурсник попросил Гарри, чтобы тот потянул за свой край волшебной хлопушки, он невольно отвел взгляд в сторону и почти не был удивлен тому, что серые глаза тут же нашли его с другой стороны стола. Выражение лица Драко было причудливым сочетанием боли, сожаления и чего-то еще, что Гарри не смог понять. К его собственному удивлению, его губы расплылись в подбадривающей улыбке, и блондин округлил глаза от неожиданности, чтобы тут же поспешно опустить взгляд на пустую тарелку.

— Гарри, — позвал его сосед, слегка ткнув локтем в бок.

— Ой, точно, извини, — торопливо ответил Гарри, повернулся к маленькой кудрявой девчушке и позволил себе наконец-то выдохнуть, только сейчас осознавая, что все это время сидел, почти не дыша.

Когда хлопушка взорвалась, и четыре белые мышки приземлились прямо в его пиалку с десертом, карабкаясь вверх по прозрачным стенкам и разбрызгивая сладкий крем по всей его чистенькой парадной мантии, Гарри подумал, что Драко Малфой, должно быть, со смеху помирает, глядя на него.

Но он почему-то был совсем не против.

**~*~**

Было уже около полуночи, когда Гарри спустился к озеру. Снег прекратил падать, но все вокруг, куда только ни падал взгляд, было укутано толстым сверкающим белым слоем, а озеро окончательно заледенело.

Гарри тихо подошел к Малфою и опустился рядом привычным движением; близость слизеринца, знакомый запах и тепло, исходящие от его тела, тут же заставили его расслабиться. Ночь была ясной, и ни единое облачко не закрывало луну, свободно покачивающуюся в небе, прямо над унылыми макушками голых деревьев на другой стороне озера. Гарри невольно вспомнил о Люпине, и с его губ сорвался тяжелый вздох.

Драко улыбнулся, не подымая подбородка с колен, и Гарри забыл, как дышать.

— Я знаю, что ты здесь, Поттер, — наконец произнес слизеринец.

В его голосе не было ни капли привычной злобы или язвительности, но Гарри все равно был взбешен тем, что его поймали. Несколько мгновений он просто молча сидел, не шевелясь, раздумывая над тем, как поступить, но все приходившие ему в голову отговорки были неуместны и смехотворны.

— Нет, меня здесь нет, — не согласился он.

Малфой расхохотался, и его смех был на удивление теплым и очень похожим на тот, который, как Гарри казалось, он слышал на праздничном ужине. Неохотно и только лишь потому, что сидеть под мантией-невидимкой, когда собеседник наверняка знал о его присутствии, казалось слегка нелепым, Гарри стянул мантию через голову и отложил ее в сторону.

Победоносная улыбка, мелькнувшая на лице Драко, лишила Гарри последних крупиц мужества, и он, скорее по привычке, нежели по какой иной причине, потянулся рукой к палочке, заткнутой за пояс его штанов.

— Я не собираюсь нападать на тебя, — фыркнул Драко. — Идиот.

— Почему бы и нет? — тут же среагировал Гарри, вспоминая слова Рона. — Никаких свидетелей.

— Если бы я хотел проклясть тебя, я сделал бы это еще прошлой ночью.

— Так ты знал, что я был здесь вчера? — испуганно воскликнул Гарри, тут же пожалев, что не может взять свои слова обратно, потому что Драко снова усмехнулся, и он понял, что выдал себя с потрохами.

— И не только вчера, я полагаю. Знаешь, для предполагаемого Спасителя всего волшебного мира ты не особенно хорош, когда дело касается наблюдения и всевозможных уловок.

— Что ты хочешь сказать?

— Ты постоянно ёрзаешь. И совершенно не умеешь дышать бесшумно, что бы ты там о себе ни думал. Эта вещь может сделать тебя невидимым, но она не мешает снежинкам падать на тебя, — с удовольствием перечислял Драко, загибая пальцы поочередно и смакуя каждый пункт. — И будем честны, Поттер: ты единственный человек в Хогвартсе, у которого одновременно есть и мантия-невидимка и непреодолимое желание шпионить за мной.

Чувствуя себя все более и более униженным, Гарри в отчаянии потер мгновенно вспыхнувшее лицо.

— Я не шпионил за тобой, — почти прошептал он.

— Конечно же, шпионил! Я бы должен быть в ярости из-за того, что ты лез в мои личные дела, но, честно говоря, я не могу винить тебя за это. Я, знаешь ли, чрезвычайно интересен.

Гарри не нужно было видеть лицо Драко, чтобы представить, сколько в нем было самодовольства при этих словах. Стиснув зубы, он впился пальцами в снег по обеим сторонам от себя.

— Я ненавижу тебя, Малфой.

— Нет, не ненавидишь.

Гарри столько сил приложил, чтобы не брякнуть в ответ что-то еще более унизительное, чем прежде, что снег в его руках превратился в плотную ледяную массу, чтоб его. Гарри уже был готов к тому, что Земля перестанет вращаться вокруг своей оси просто потому, что, похоже, минуту назад он молчаливо согласился с тем, что не ненавидит Драко Малфоя.

— Зачем ты сидишь здесь? — наконец выдавил он из себя, не отрывая глаз от серебристого лунного диска высоко в небе.

— Не могу заснуть. И ты, должно быть, заметил, что Слизерин — не самое приятное место с тех пор как… все это случилось. Для нас многое изменилось, — Малфой вздохнул и подтянул ноги еще ближе к груди.

Гарри уловил тихий вздох, отзвук которого словно прошел по его венам — сквозь все тело, помогая ему расслабиться. Он вытер свои холодные мокрые ладони друг о друга и засунул их в карманы.

— Для всех нас все изменилось, Малфой. Не только для вас, — мягко произнес он.

— Ну да, полагаю, вся твоя жизнь уже давно расписана…

— Не совсем, — не согласился Гарри, испуганный внезапной потребностью выговориться, но не способный взять и остановиться. — Я даже не уверен, хочу ли я все еще быть аврором, но… у меня такое чувство, что если я не стану им, то разочарую весь волшебный мир…

— Да, могу представить, как это ужасно для тебя, — сухо отозвался Малфой. — Святой Поттер. Думаю, я не ошибусь, если скажу, что в мире осталось слишком мало людей, которых я еще могу удивить или разочаровать, что бы я ни сделал.

Горечь в его словах была почти осязаема, и Гарри безумно захотелось тряхануть его хорошенько, чтобы враз избавить от всех этих мыслей и чувств. Но, как обычно, он сказал первое, что пришло ему в голову:

— Если от тебя никто не ждет ничего путного, тебе и терять нечего, — Гарри повел плечами и неуверенно улыбнулся слизеринцу.

— Господи, Поттер, я и не знал, что у тебя есть чувство юмора, — произнес Драко, позволив уголку рта скользнуть вверх в слабом подобии улыбки.

— Ты был бы удивлен, — сообщил ему Гарри, широко улыбнувшись в ответ. И только заметив, как глаза Драко едва заметно округлились, осознал, как это могло прозвучать. Отчаянно покраснев, Гарри попытался перевести тему. — Кто пишет тебе письма? — выпалил он на одном дыхании.

— Моя мать, — отозвался Малфой через какое-то время, и, к своему собственному беспокойству, Гарри почувствовал огромное облегчение. — Она больна, но мне не разрешено навещать ее, потому что она под домашним арестом. Однако мы все еще можем писать письма. Это просто смешно. Поместье Малфоев — и мой дом тоже, но, тем не менее, у Министерства — право вето.

Он помрачнел, и Гарри уже открыл было рот, чтобы ответить, но Драко его оборвал:

— И пожалуйста, если хочешь сказать, что она должна быть счастлива уже тем, что не делит тюремную камеру с моим отцом — не утруждай себя. Это уже неоригинально.

— Я и не собирался, — произнес Гарри удивленно. — Всего лишь хотел сказать, что я и сам никогда не понимал решений Министерства. В чем, вообще, его заслуги…

Драко изумленно выдохнул и пробормотал что-то несвязное; он был настолько шокирован, что на какие-то доли секунды все эмоции отразились на его лице; и это было так непохоже на Малфоя, что Гарри не мог отвести от него горящих глаз.

— Зачем ты преследуешь меня, Поттер?

— Я… я не знаю. Я волновался за тебя, — неохотно отозвался Гарри тихим голосом. — И мне было любопытно. Да, в первую очередь, любопытно, — торопливо добавил он, но было уже поздно.

Неожиданно Малфой совершенно неподобающим образом фыркнул, а вскоре уже откинулся назад и катался по снегу, истерически хохоча, с силой сжимая свои бока и задыхаясь от все не проходящего приступа смеха.

Гарри смотрел на него сверху вниз: щеки Малфоя порозовели от смеха, а светлые волосы разметались по снегу чистейшего белого цвета. Когда слизеринец наконец открыл глаза, радужка его глаз блеснула серебром, и он казался таким живым, таким уязвимым, каким Гарри и представить его себе не мог, и в животе у него будто закружились бабочки. Гарри не мог произнести ни слова.

— О Мерлин… так ты серьезно, — Драко судорожно ловил ртом воздух, пытаясь привести дыхание в порядок.

— Хм… — отозвался Гарри. Определенно, логика и способность произнести что-то внятное совершенно оставили его, и Гарри понятия не имел, вернутся ли они к нему когда-нибудь, и если вернутся, то когда.

Драко снова засмеялся, но его глаза тепло смотрели на Гарри.

— Ты никогда особо не умел выражать свои мысли членораздельно, да? — с улыбкой заключил он. — Однако я готов рискнуть и предположить, что ты обладаешь некоторыми другими талантами.

И прежде чем Гарри успел придумать достойный ответ, Малфой схватил его за джемпер и с неожиданной силой дернул на себя. Чертыхнувшись себе под нос, Гарри неловко приземлился прямо на Малфоя, пропахав руками снег по обе стороны от его головы. Его пальцы скользнули по белокурым прядям, и теплое дыхание Малфоя, с примесью чего-то яблочного, коснулось его пересохших губ.

Сердце бешено колотилось у Гарри в груди, и когда он, наконец, позволил себе поймать взгляд опасных глаз, все сомнения и пустота внутри куда-то исчезли. Это было дико, и сюрреалистично, и неправильно, но в тот момент он понял, что все равно сделает это, во что бы то ни стало.

— Заткнись, Малфой, — пробормотал он, задыхаясь, и, преодолев разделявшие их несколько дюймов, поцеловал его прямо в усмехающийся рот.

Руки Драко тут же запутались у него в волосах, а язык, проникший в рот Гарри, оказался теплым, умелым и полным энтузиазма. Слизеринец был удивительно отзывчив, и поцелуй превратился в борьбу за доминирование, победа в которой не имела для Гарри больше никакого значения. Его колени провалились в снег, и ледяная влага уже проникала сквозь ткань его штанов, заставляя кожу ног неметь от холода. Но Гарри едва ли замечал это.

— Это было… занимательно, — просипел Драко, когда им пришлось прерваться, чтобы глотнуть немного воздуха.

Сам Гарри, несмотря на все свои усилия, скоро понял, что пока просто не в состоянии произнести что-то более или менее внятное. В его голове вертелась одна единственная мысль: «Я целовал Драко чертова Малфоя»

— Заткнись, Малфой, — отмахнулся он, не в силах побороть улыбку.

Изящная бровь изогнулась, словно бросая ему вызов.

— Заставь меня.

И Гарри подумал, что уж с этим он, пожалуй, справится.