Очнувшись.

Распахнув покрасневшие от бессонной ночи глаза.

Сделав первый вдох.

Я нашел в себе силы не раскрыться навстречу всепоглощающей боли.

Спасительное забвение не хотело сжалиться надо мной, сон не приходил вновь, и я потерял надежду уснуть. Вместо этого в голову лезли мысли, одна мучительней другой, и я не знал, как отогнать их... По вискам катился ледяной пот, образовывая лужицы на подушке под шеей, но из измученных глаз не скатилась ни одна слеза. Глаза были сухи. Словно фарфоровая кукла, я уставился пустым взглядом в пространство перед собой, не моргая. На лицо оседала мелкая пыль, и вскоре возникло неприятное ощущение, что в глазах полно песка, но я ни разу не опустил веки. Горло разрывали сухие рыдания, тело покрылось холодной испариной и сотрясалось мелкой дрожью. Диафрагма болезненно напряглась, появился рвотный рефлекс, но я не мог даже поднять голову, чтобы опустошить желудок. Я лишь тихо лежал, пережидая бурю в собственном сердце.

Спустя некоторое время непроизвольно дрогнула левая рука, приводя в чувство онемевшее без движения тело. Сначала появилось ровное глубокое дыхание, чуть позже я облизал пересохшие губы и ощутил, как медленно, но неумолимо на меня опускается тяжелая апатия. Вместе с движением я начал ощущать и время, которое я заметил слишком поздно. Взглянув на заколдованное окно, я увидел в нем разоблачающий рассвет. Опустив глаза, я почти физически ощутил падающую на меня, с оглушающим грохотом, крышку гроба... Закрыв лицо руками, я поспешно отвернулся, но даже увиденное не избавило меня от тихого, почти безумного, необъяснимого спокойствия.

Сев на край кровати, я взглянул на висевшее напротив зеркало. Глубокие тени залегли под моими глазами, губы словно выцвели, а кожа приобрела серый оттенок. Сглотнув, я ощутил во рту привкус рвоты и сплюнул на пол.

Через несколько долгих минут я попытался встать на ноги, пошатнулся, чувствуя слабость мышц и задел «музыку ветра» висевшую над моей кроватью. По телу теплом разлилось блаженное оживление. Я начал торопливо одеваться, подсчитывая примерное время пробуждения человека, который сейчас лежал в моей постели. Натягивая узкие брюки, я случайно задел ногой кресло, больно ударившись, и мгновенно осознал, что мое время истекло.

Он потянулся и сладко зевнул, заставляя мое сердце гулко стучать о ребра. И пока юноша искал свои очки в складках простыней и одеял, я опустил на него последний взгляд, спасаясь бегством.

Когда я вышел в общую гостиную, одновременно застегивая на мятой рубашке пуговицы, старшекурсники уже готовились к тяжелому дню. Успев лишь пожелать доброго утра, я услышал скрип двери собственной спальни и незаметно проскользнул в один из коридоров, прижавшись спиной к холодной каменной стене.

Уже в своем укрытии я услышал его тяжелое дыхание, испуганный, дрожащий, как загнанный воробей, голос и слова, обращенные ни к кому конкретно и ко всем сразу:

— Где он?! — резко и угрожающе. — Драко ... — жалобно и нежно.

Кровь в жилах стыла, сердце рвалось из груди, глаза безжалостно жгли наконец подступившие слезы. Нет, мне не хватило бы сил выйти и посмотреть ему в глаза. Не хватило бы смелости сказать... Впрочем, каждое мое движение, каждая интонация его голоса, каждый вдох говорили без всяких слов.

Дурачок. Не привязывайся, не нужно...

Нет, будь со мной всегда...

Первая слеза. На пол. Растворяясь.

— Где Драко?! — умоляюще крича.

Не влюбляйся, чертов гриффиндорец, не смей!..

Полюби меня, как можешь крепко...

Вторая слеза. На ключицу. Голова вздернута вверх, останавливая рыдания.

— Обалдевший...

— Нет, он бы не поступил так... — растерянно, ища выход.

Убирайся к черту!!!

Найди меня! Я же знаю, ты можешь спасти нас...

Останавливая потоки слез. По щекам. Стирая.

— Идиот, пошел вон! — Панси.

Звук захлопнувшегося портрета, который служил входом в гостиную и неловкая тишина, заполняющая пространство. Выходя из своего укрытия, я ожидал увидеть удивление, но, проходя к выходу из гостиной, я видел множество разных эмоций на лицах слизеринцев. Вплоть до откровенного осуждения.

— Боже, Драко, что ты наделал?..

— Это часть моего плана, Панси, — соврал я, подавляя слезы, стоящие в горле, и вышел.

Сохраняя остатки здравого смысла, стараясь быть невозмутимым и сдержанным, я с трудом преодолел путь до кабинета Мастера зелий. Войдя, я увидел бодрствующего профессора и попросил разрешения присесть.

— Кофе, Драко?

— Да, спасибо. Если не затруднит.

Опустившись в жесткое кресло, я почувствовал на себе тяжелый взгляд Северуса.

— А может, противопохмельную настойку? — подозрительно косясь, спросил он.

Черные как смоль глаза впивались в самую душу не отпуская, не давая возможности спокойно вдохнуть.

— Нет, Северус, я все еще пьян, — ответил я, умалчивая от чего, и опустив лихорадочно мечущийся взгляд, несмело улыбнулся. — Знаешь, я совершил то, что так давно хотел.

В мои холодные влажные руки бережно опустилась горячая чашка кофе.

— Написал матери? Помирился с отцом? Купил новую метлу? — предполагал зельевар.

— Нет, кое-что более значимое, крестный.

— Что ж, самое время, — не отрываясь от котла с бурлящим зельем, ответил Северус.

— У меня нет выбора, так ведь?

— Ты прав. Его нет, — пауза. — Твой кофе остывает.

— Спасибо, Северус. Спасибо.

Что-то заставило меня смолчать, не рассказать о том, что произошло этой ночью, сделать вид, что я подавлен лишь одним единственным фактом: предстоящим убийством. Но сердце сдавливало нечто большее, чем страх, крошило в сухой пепел, царапало острыми когтями.

Желание, которое преследовало меня с тех пор, как я испытал свою первую эрекцию, я исполнил этой ночью, силой, не думая о последствиях, которые оно за собой повлечет.

В первый и последний раз я занимался любовью с Гарри Поттером. Нет, ведь не так! Я насиловал его, безжалостно терзал его прекрасное тело, слушал крики и плачь, стирал дрожащими пальцами слезы с его щек... А то, что произошло четверть часа назад... Я не могу объяснить. Почему после всей боли, что я ему причинил он так... хотел меня видеть? Так нежно произносил мое имя.

И только когда я осознал, что прощен, я погрузился в желаемое забытье. В сон без сновидений.

Поздней ночью я выбрался из подземелий, когда Северус ушел из кабинета. С дрожью во всем теле я направился по извилистым коридорам замка, ведомый неизвестной силой. Хватаясь за остатки здравого смысла, находясь на краю сознания, я добрался до лестницы, ведущей в Астрономическую башню. Я поднимался по ней, зная, что он ждет меня: тот, кого я должен лишить жизни.

Профессор Дамблдор стоял у самого края, вероятно любуясь звездами. Я подошел ближе. С такого расстояния невозможно промахнуться при всем желании, если ты, конечно, не слепой. Осталось лишь собраться силами, чтоб не дрогнула рука... Услышав мои шаги, профессор обернулся.

Дрожа и почти теряя сознание от первобытного страха, я крепко сжал волшебную палочку в мокрой от пота руке и направил ее старику прямо в сердце.

Не выдерживая зашкаливавшего напряжения, я отвернулся, зажмурился, и крепко стиснув зубы, прокричал во всю мощь изумрудного цвета слова «Авада Кедавра!»

Бешено стучащая в висках кровь до последнего заглушала гулкий звук его шагов по лестнице, ведущей в башню.

Все вокруг произошло словно в непроницаемой толще воды в то время, как я услышал яростное и умоляющее «Не-е-ет!». До этого мои так крепко зажмуренные глаза распахнулись от ужаса, и я обернулся, уловив такую же яркую, изумрудную, как и мое заклятие, вспышку глаз. Последнюю.

Было слишком поздно. Заклинание было произнесено, и оно поразило не того, кому предназначалось.

С грохотом рухнув на деревянный пол, я ошеломленно обернулся назад. Старого доброго директора уже не было позади.

Вероятно, он просто оступился, испугавшись, и упал вниз.