Я резко сел в кровати, чувствуя, как по спине ползет капелька пота, а в глазах стоят слезы. Не получилось... Не помогло... А я так хотел, так желал этого! Почему? Почему это всегда со мной происходит? Неужели мне нельзя пожить спокойно?

Дай мне хоть ты пожить спокойно!

Я чуть не закричал, когда почувствовал какое-то шевеление рядом с собой.

— Ммм... Гарри?— хриплый ото сна глос. — Ты что проснулся?.. Гарри? Гарри!

Я не мог, не смел верить своим ушам. Такой знакомый тон, такие родные интонации... Меня легонько потрясли за плечо, но я не мог сдвинуться с места — даже скосить влево взгляд. Все тело онемело, приятная усталось навалилась ватной пеленой на макушку, лоб, глаза...

Опять движение и шорох простыней. В поле моего застывшего зрения появились светлые волосы, затем их обладатель раздраженно смахнул пряди с лица и обеспокоенно посмотрел мне в глаза.

Драко Малфой сидел у меня на ногах и беспокоился.

— Гарри? Ты в порядке? — он прочистил горло и протянул ко мне руку, привычным жестом ткнувшись подушечками пальцев мне в скулу.

Я открыл рот, пытась что-то сказать — слова распирали меня изнутри, жгли с нетерпением горло, танцевали на кончике языка. Но как бы я не старался, из меня вырвалось только рваное рыдание. К моему удивлению мое и так нечеткое зрение полностью размылось от пелены слез, я не мог сдержать себя.

Драко вздохнул и крепко обнял мои плечи, полностью перебираясь на мои колени. Я чувствовал ровное биение его сердца, глубокое дыхание, и мои руки сами прижали его к себе, ближе, еще ближе... Даже если ему и было больно, он не подал виду.

Наконец, когда поток слез, струящихся из моих глаз иссяк — во мне будто закрутили кран, и я вдруг понял, что глаза сухие, а кожу тянет от соли — Драко провел ладонью по моим вляжным щекам и тихо спросил:

— Опять кошмар? Гарри, может, тебе стоит сходить к врачу? Тебе пропишут зелье, а то ты уже несколько месяцев не можешь нормально выспаться.

Я молчал, пока не почувствовал, что имею под конролем свой голос. Кошмар? Я помню как лег, страстно желая больше никогда не проснуться, потеряться в темноте, которая уютным коконом закрыла меня от самого себя, от своих чувств и страданий... И проснулся тут. Это не был дом на Гриммаулд плейс — светлые стены, высокий потолок, обстановка из красного дерева и серебра, — такого там не было.

— Не знаю... не помню, — ответил я, зарываясь носом в его волосы и вдыхая терпкий запах.

Драко склонил голову и уткнулся лбом в мое плечо, я чувствовал, что от пережитого за меня испуга он мелко подрагивает. Я же сам был спокоен, как удав; тепло чужого тело пьянило.

— Завтра ты берешь выходной, — решительно сказал он, по его голосу невозможно было определить степень его беспокойства, но я-то знал...

Знал?

Я не смел спорить, все еще не уверенный, как относиться ко всему этому. Этот сон был слишком реальным, как никогда...

Паника накрыла меня с головой — сейчас я проснусь! Каждый раз когда у меня проскакивала мысль, что это может быть сном — я просыпался. Зажмурившись, я ждал той безысходности, которая накатывала на меня каждый раз, когда я открывал глаза. Один, на взмокших простынях, с глухим стуком сердца в висках... Но нет. Тяжесть тела не ушла, я все еще чувствовал дыхание Драко на своей груди, нещадно ноющие мускулы и я продолжал думать.

Осознание того, что я все еще здесь, с ним, чуть не заставило меня подпрыгнуть. Я впадал из одной крайности в другую — слезы, страх, возбуждение. Будто я жил... в смысле не просто существовал, а по-настоящему жил!

С интересом оглядев комнату, которая все еще находилась в полумраке раннего утра, я сосредоточился на себе. Я был старше, намного — лет на пять точно. Если это правда, то что же мне делать? Я ничего не помню... важного, кроме как того, что происходило в постели. Но если это мой сон (мысль об этом все еще отдавала страхом, но ничего не изменилось), то я могу им управлять. Представив себе, что Драко меня сейчас поцелует, я тихонько ждал... Но нет, ничего такого — тот, кажется, уснул у меня на руках.

Взглянув вниз, я остолбенел опять. Почувствовав мое напряжение, Драко поднял голову и обеспокоенно посмотрел на меня, явно ожидая еще какого-то приступа.

— Что... это?

Я расцепил сложенные в «замок» у него на спине руки и поднес их ближе к лицу.

Они были поцарапанны. Все в синяках, царапинах, напоминающих трещины.

Я с криком бросаюсь на стеллажи с книгами, разрывая фолианты пополам, разбиваю ценные украшения, рву полотна картин...

Драко недоуменно нахмурился и провел пальцами по разбитым костяшкам, я тихо зашипел.

— Ты опять дрался с фантомом? — возмущенно спросил он. — На кулаках! Поттер, ты совсем сдурел? Бегаешь там как мальчик маленький!

Поднявшись с кровати, он подошел к комоду и стал рыться в ящике, послышался стук, какой-то звон. Достав оттуда маленький пузырек и носовой платок, Драко вернулся обратно в кровать и принялся обрабатывать едко пахнущим зельем мои руки.

— Драко...

— Сиди тихо, — громко шикнул он, и уже тихо, — герой.

Я вытянул ладонь из его пальцев и взял его за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. Сколько раз я пытался разгадать светлый узор в них и никогда не преуспевал в этом. Вот и сейчас меня прервали поцелуем. Мягким, спокойным, таким... домашним, что у меня перехватило дыхание.

Честно, я не хотел ничего большего, мне хватало знания, что это волшебное существо в моих руках — мое, но Драко был настроен более игриво. Кто я такой чтобы спорить с ним, когда он так сладко стонет, выгибаясь и царапаясь?

— Гарри, ну давай же! Перестань притворяться столбом, иди ко мне...

Он скатился с меня и устроился спиной на подушках, отпихнув в сторону одеяло. Я с дрожью благовения склонился над ним, целуя шею, линию подбородка, уголок губ. Оседлав его, я почувствовал укол возбуждения. Мы потерлись друг о друга, и я застонал — его пальцы кружили вокруг моего ануса, легонько надавливая, но не входя.

Я оторвался от его губ и захлебнулся воздухом, когда один палец скользнул внутрь, лишь дразня. Это был так остро, но так мало... Приподнявшись на коленях, я раздвинул руками свои ягодицы, насаживаясь на него. Драко застонал сквозь зубы и вцепился пальцами в мои бедра, пока я медленно двигался, стараясь найти правильный угол.

Вскрикнув, я запрокинул голову и улыбнулся своему сумасшествию, своему счастью... Пока темнота вновь не забрала меня.

Холодно, неимоверно холодно. А еще больно — в груди и в горле, через которое с хрипом проходит кислород. Везде темно, ничего не видно, но я продолжаю слышать.

Слабый и неровый стук сердца, поверхностное дыхание, быстрые шаги, скрипы и крики, чей-то надрывный плачь.

Затем все исчезает.

— — -

Пелена темноты отходит медленно, нехотя — я все еще не вижу, но слух становится острее. Пульс ровными толчками бъется в горле. Странно, я не чувствую потребности дышать. Будто жаброслей съел. Только вода не может быть такой холодной... Или может?

— Гарри? Гарри, ты меня слышишь?!— истеричный высокий голос ввинчивается в сознание раскаленным гвоздем, я перестаю слышать что-либо кроме высокого писка в своей голове. И наконец все, слава Богу, прекращается.

— — -

Я начинаю постепенно чувствовать свое тело. Не только боль, но и другие вещи — прохладный воздух в ногах, чья-то рука на моем колене, тянущее чувство в горле. Перед глазами все еще пусто, но я слышу еще лучше. Могу различить писк приборов, тихие шаги за дверью, проезжающие машины за окном, звон посуды. Как?.. Мне не положенно такое слышать! Я будто уже не в своем теле, хотя чувствую каждую клетку. Двигаться нет ни сил, ни желания.

— — -

— Гарри... — неуверенный голос, с долей смущения. Будто ему неловко говорить со мной. — Я не знаю, понимаешь ли ты меня... нас. В общем, ты в св. Мунго. Я... как ты мог, Гарри?!

— Рон, перестань кричать, — тихий шепот.

— Ты... мы не виделись больше полугода, Гарри... Почему ты нам не сказал? Мы бы помогли, что-нибудь сделали...

— Рон...

— Да отстань, Гермиона! Он все равно ничего не слышит! Я пойду поговорю с целителем...

— — -

— Гарри, я знаю, что ты слышишь, — тяжелый вздох. — Мы все очень боимся... Ты извини Рона, он не может справится с мыслью, что ты что-то скрывал от него.

Мою руку легонько сжали и послышался всхлип.

— Гарри, ты в коме... Мы... Врач сказал, что пока ничего не может сделать для тебя... Что твоя магия сама разрушает твое тело... Что... Гарри, пожалуйста, не уходи!

Опять сдавленные рыдания. Мне очень хочется что-нибудь сделать, помочь, сказать Гермионе не плакать, но я не могу. Я не заслужил того, чтобы они так убивались из-за меня...

Какой-то странный звук вторгается в мое подсознание. Мне так хочется не слышать ничего и опять провалиться в сон, но чем больше я об этом думаю, тем быстрее просыпаюсь. Наконец сдавшись, я широко зевнул и открыл глаза. Я уже так давно не чувствовал себя выспавшимся, что это кажется мне чем-то неизведанным.

Нервирующий звук прекратился и в открытую дверь вошел Драко, держа в руке мои очки. Кинув их мне, он с независимым видом стал рыться в шкафу. Я наблюдал за ним с воистину идиотским выражением лица.

— Что? — удивленно спросил он, оборачиваясь.

— Что ты делал?

Он пожал плечами и достал из шкафа потертые джинсы. Сунув их мне, он с довольным видом объяснил:

— Я отпросил тебя из Министерства.

— А это что? — я указал на часть гардероба.

Драко недоуменно посмотрел на меня, будто я задал самый тупой вопрос на свете.

— Твой «выходной наряд», — с явным неодобрением заявил он, в его голосе звучало смирение.

— Ты решил меня сегодня обхаживать, так? — хмыкнул я, пряча улыбку. — Баловать?

Он выгнул бровь и прикусил губу, выглядя невероятно сексуально.

— Ммм, может быть...

И наклонился за поцелуем.

* * *

Как я ни старался, весь день в моей голове бродили нерадужные мысли, даже не смотря на то, что Драко сдержал свое слово и вел себя паинькой. Ну, большую часть дня...

Я все еще боялся думать о том, что произошло. Почему я вдруг оказался здесь? Как это может быть? Это не было сном, но и реальностью не было... Хотя последние несколько месяцев мне было сложно отличить одно от другого. Я помнил себя, каким я был всю свою жизнь, а особенно последние несколько лет — начиная с шестого курса. Депрессивный, ни на что не способный, одинокий... Я не помнил ничего из этой жизни. Если это можно так назвать.

Было ли это то, чего я хотел? Я часто играл с мыслью остаться там, никогда не просыпаться. Какого бы это было?

Здесь было все чего я когда-либо хотел — друзья, работа, дом, он

Здесь Рон и Гермиона были женаты — это я понял из болтовни Драко. Они не ругались постоянно... Они хотели детей... Там они не были счастливы. Возможно, в этом была моя вина — они не могли представить себе жизнь без меня, того жизнерадостного мальчика-гриффиндорца. Здесь он существовал.

Ты мне не нужен, понял?

Сколько еще жизней разрушили эти слова?

Вероятно, я стал циником или просто настолько разочаровался в жизни, что постоянно ожидал какого-то подвоха. Но разве могло все быть так хорошо, как это казалось на первый взгляд? Не заключалась ли жизнь в том, что за белой полосой всегда следовала черная?

И почему я никак не мог просто наслаждаться тем, что имею? Зачем, почему мне нужно было всегда все портить?

Но я знал, что прав. Вопрос был в том, когда это подтвердится.

«Пробуждения» становились все чаще. Я заметил, что до этого это происходило только когда со мной кто-то разговаривал. Теперь каждый раз когда там я ложился спать, то просыпался в своем настоящем теле. Неподвижном, грузном, искалеченном теле. Пока там проходили часы, в этом теле я находился днями.

Я не мог видеть, и мое чувство времени было шатким, но я все еще слышал почти все звуки на этаже, на котором находилась моя палата. Разговоры сестер, гулкие шаги докторов... У меня было даже ощущение, что я могу уловить страх других пациентов. Будто из-за потери зрения, все остальные чувства обострились до предела. Не понятно, почему, но у меня были свои догадки.

Из слов Рона и Гермионы я понял, что мои молитвы были услышаны. Услышаны и неправильно поняты... Я хотел умереть, чтобы больше не метаться между двумя вселеннами. Никто не мог мне помочь, ведь это мой мозг медленно сходил с ума. На этот раз это «приключение» мне предстояло пережить одному. Но я не справился. Во всяком случае я приложил не достаточно усилий.

Я все еще был растянут, как резинка, между двумя мирами. Только теперь все стало запутаннее. Тогда я знал, хоть и не всегда, где реальность, а где сон. Теперь я не был уверен постоянно. Может быть там, с ним, — это и была моя жизнь? И там мне снились кошмары о своем жалком существовании?

Я опять сходил с ума. И не было возможности выпустить свое отчаяние — я был привязан к кровати своим же жалким беспомощным телом. Которое просто сдалось, пока мой разум все еще бился в своих собственных силках безумства.

— — -

— Привет, Гарри, — ее голос на этот раз был более спокойным. Она смирилась.

— Прости меня, Гарри... Я сделала кое-что, чего мне не следовало делать, но... ты не оставил мне выбора. Я... я достала думосбор. Помнишь, который когда-то стоял у Дамблдора в кабинете, а потом оказался на складе артефактов?

Меня прошил страх. Нет... Нет!

— Я все знаю, Гарри... Мне очень жаль,— она погладила меня по щеке и вздохнула.

Конечно. Все мои мысли, самые сокровенные желания... Я чувствовал себя преданным. Ей жаль...

— Жаль, что я не сделала этого раньше — не привязала к кровати и не заставила тебя все мне рассказать! Идиот! Мы могли тебе помочь...

Я не верил своим ушам. Что, никаких обвинений, ярости, брезгливости?

— Малфой такая блядская сволочь... Он не заслуживает тебя, Гарри...

Ого, какие слова. И как я мог думать, что Гермиона сдалась? Это же Гермиона!

Мне хотелось ответить. Казалось, что от облегчения я даже приоткрыл рот... но меня опять проглотила тьма.

— — -

Мне больно, как никогда. Меня будто держат под «Круцио», только я не могу ни двигаться, ни кричать. В мыслях высокий звон и мне кажется, что сквозь быстрые-быстрые толчки сердца, я слышу крики, плачь:

— Тахикардия!

— Снимите, снимите же с него одежду! У него температура сорок два!

— Охлаждающие чары!

— Успокоительное внутривенно!

— Он дышит, дышит!

А потом опять темнота

Странно, я не чувствую боли. Ничего. Лишь усталость.

Я не слышу ничего, кроме тихого пиликанья приборов. Оказывается, я отвык не знать, что происходит. Слух опять уходит? Я точно не сплю. Я в св. Мунго.

Я могу двигаться.

Такое ощущение, что веки из свинца, а в глаза будто песка насыпали, но я с усилием приоткрываю их. И тут же опять зажмуриваюсь — в палате такой яркий свет, что у меня опять начинает стучать в висках. Однако я смог сжать пальцы в кулак, сначало левой руки, потом правой.

От этого накатила слабость, поэтому я лежал еще несколько минут, тяжело дыша и пытаясь успокоится. Что произошло?

Я снова пытаюсь открыть глаза, и это у меня наконец получается, даже свет не кажется таким уж ярким. С трудом поворачиваю голову и натыкаюсь взглядом на Гермиону. Она сидит в кресле, придвинутом к больничной койке, и спит, запрокинув голову. Без очков я плохо вижу, но она кажется осунувшейся и изнеможденной.

Будто почувствовав мой взгляд, девушка шевелится и со вздохом поднимает голову. Кажется, она не сразу понимает, что я проснулся. Во всяком случае она сначала равнодушно скользит по мне взглядом и только тогда понимает, что я смотрю на нее.

— Гарри, — она почему-то шепчет, но в голосе слышится явная радость.

Она кидается ко мне и крепко обнимает. Я вздыхаю, чувствуя, что пытаюсь улыбаться. Выходит не очень — я так давно не делал этого в этом теле...

— Как ты?— первым делом спрашивает она.

Я прочищаю горло и она тут же протягивает мне стакан с водой, помогая поднять голову и удержать его трясущимися руками. От этого я обессиленно откидываюсь на подушки, хотя слабость уже не такая сильная.

— Хреново, — честно ответил я. — Ты не позовешь Рона?

Гермиона вздохнула и покачала головой.

— Нам стоит поговорить, Гарри.

Я знал, что это означает. Я знал и боялся именно этих слов. Надежда, что этот разговор можно будет как-то отсрочить медленно таяла, как мороженое в жаркий летний день.

— Гермиона, я...

— Перестань, Гарри, — отмахнулась она.

На ее лице была написана решимость и упертое выражение, как тогда, когда еще на первом курсе она сказала мне идти дальше и оставить ее в зале с зельями. Она опять пытается спасти меня.

— Я все понимаю, любой бы... расстроился. Хотя я все еще того мнения, что тебе следовало сказать нам.

— Вы не смогли бы мне помочь, — я покачал головой. — Я сам виноват.

Гермиона поджала губы.

— Не будем о том, кто виноват, — в ее тоне явно слышалась ярость, и я подозревал на кого она направленна.

Ее лицо смягчилось, когда она снова посмотрела на меня. Протянув руку, она показала мне таблетку. Белую обычную таблетку, без каких-либо надписей.

— Я... Гарри, я очень тебя люблю, ты знаешь, поэтому... Не нам решать, как тебе поступать. Но прежде чем ты решишь, я хотела тебе кое-что показать.

Я уже по-другому посмотрел на таблетку. Как... где она это достала?

Если бы я уже не лежал, то обязательно бы сел. Никогда бы не подумал, что Гермиона на такое способна. С трудом сдержав свои эмоции под контролем, я удивленно проследил, как она встала и подошла к окну, которое было закрыто жалюзями и выходило в коридор больницы.

— Нас отсюда не видно, — предупредила она, прежде чем поднять жалюзи.

С ужасом и бешенной радостью одновременно, я смотрел в окно.

На скамейке ожидания сидел Драко Малфой.

— Мне было не трудно с ним связаться... Вообще-то я хотела просто поговорить, но... Он уже два дня как отказывается уходить, — с небольшой улыбкой сказала она.

Я остекленевшим взглядом посмотрел на таблетку в своей руке, потом в окно, затем опять на таблетку.

— Твое решение, Гарри, — и вышла, оставив меня одного.

Малфой поднял голову, когда услышал скрип двери. Коротко кивнул, приветствуя, и в упор посмотрел в окно палаты. Я знал, что он ничего не видит, но от этого легче не становилось. Я снова чувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой.

Я не хочу больше этого. Дай хоть ты мне пожить спокойно.

Знаешь что, Драко? Я тебе не верю.