Теплые губы прошлись мимолетным касанием по чувствительной коже на ключицах, по напряженным сухожилиям, подбородку. Я слышал свое собственное тяжелое дыхание, сердце глухо билось, кажется, абсолютно везде. По всему моему телу были распределены много-много маленьких сердечек, которые бились, пульсировали, гоняли между собой кровь, как дети играют в мячик. Мои руки безвольно лежали вдоль тела, и я знал, что ничто не сможет заставить их сдвинуться с места; хотя мускулы зудели от потребности начать двигаться, я был не в силах пошевелить даже пальцем. Хотелось выгнуться, закричать или хотя бы просто тихо заскулить от жгучего желания, которое буквально распирало изнутри. Но я не мог. Все, что мне оставалось, это чувствовать прикосновения, скольжение, чужое дыхание на своих неподвижных губах, так невыносимо близко... Шепот.

И онемение прошло, словно морская волна смыла песочную крепость, — которая до этого выглядела так надежно — оставив только невнятную горку. От меня волна оставила только желание.

— Пожалуйста!

Я не мог сфокусировать взгляд, но почувствовал улыбку, которая мелькнула на тонких губах. Необходимость что-то сделать пронизывала каждую клетку моего напряженного тела и я делал: гладил, прижимал, подавался навстречу.

Следующая волна не оставила даже горки песка, на приснившимся пляже…

Гарри проснулся от настойчивого ора будильника, который с каждой секундой становился все громче и пронзительней. Привычным жестом он стер со лба капельки пота и сел в кровати, щурясь на красные шторы, сквозь которые пробивались робкие лучи утреннего солнца.

Резким движением он отдернул их и выключил будильник, который уже в бешенстве подпрыгивал на двух тонких ножках. В комнате больше никого не было, он остался один. Его сокурсники уже давно привыкли, что это бесполезное занятие — пытаться поднять его рано утром. Он все равно не слышал их сквозь чары тишины, которые накладывал каждый вечер.

Чтобы никто не слышал, как он кричит, стонет, разговаривает во сне.

Это началось где-то полтора года назад, когда умер Седрик. Его испуганно распахнутые голубые глаза, когда он падал, мерещились раз за разом. Гарри не мог спать, постоянно просыпаясь от своего же полного отчаяния крика, но не спать он тоже не мог, хотя каждый раз он чувствовал себя все более уставшим, чем до того, как его голова касалась подушки.

Ему перестала мерещиться смерть Диггори только с приездом в Хогвартс, каких-то жалких два месяца он был почти счастлив. А затем одни кошмары сменились другими. Сначала так размыто и нечетко, что просыпаясь, Гарри не помнил того, что ему снилось. Потом видения становились все ярче, все чаще, и в середине пятого курса он уже с нетерпением ждал вечера, чтобы побыстрее опять увидеть эти сны.

Ему снился он сам, более взрослый, вероятно, уже после Хогвартса, более умный, более...

Гарри из снов ходил, гулял, общался с друзьями и знакомыми, кушал и умывался, работал и отдыхал. Это мог бы быть вещий сон, но он знал, что это не так.

В его настоящей жизни не было Драко Малфоя. Не было его улыбок: мягких, хитрых, усталых, заносчивых, соблазнительных. Не было разговоров, смеха, совместных ужинов и страстных ночей. Ничего не было.

Каждый раз, закрывая глаза, Гарри чувствовал эйфорию, желая все больше.

Когда он стал жить сном и перестал воспринимать реальность? Наверное, когда три месяца назад увидел серые, такие знакомые и родные глаза, на Диагон-аллее. Тонкие губы, недовольную складку между изогнутыми бровями, острый ровный нос... Ему хотелось подойти, спросить что-нибудь банальное или просто улыбнуться — так сделал бы Гарри из сна. Но не решился.

Затем Малфой стал его навязчивой идеей. Во снах он видел рядом с собой только его, днем он искал его глазами. Но на что-то большее у него не хватало отваги.

Вздохнув, Гарри подхватил сумку и вышел из спальни.

* * *

— Не говори так, Гарри, у тебя все обязательно получится.

Драко в последний раз пригладил воротник моей парадной мантии и отошел на шаг, чтобы полюбоваться творением своих рук. Я неловко переступил с ноги на ногу и по привычке захотел запустить пальцы в волосы, но меня остановило рассерженное шипение.

— Не смей даже думать об этом! У меня ушел почти час на то чтобы привести их в

мало-мальски приличный вид.

— Зачем мне вообще туда идти? Это глупо. Все, я никуда не пойду...— я начал нервно расхаживать по комнате, нарезая круги вокруг дивана.

— Стой. Ну, стой же, Гарри!

Драко придержал меня за руку и серьезно посмотрел мне в глаза.

— Ты пойдешь туда. И ты будешь неповторим. Ты будешь пить шампанское, разговаривать с этими политиками, приглашать дам на танец и принимать поздравления, — он тоже вздохнул и обнял меня, успокаивающе поглаживая по спине. — Перестань строить из себя невесть что, это — твой день рождения и люди хотят отпраздновать его. Поверь, им все равно, какой повод. Они просто повеселятся, а в газете на следующий день будет стоять что-нибудь очень позитивное. Это хорошо для имиджа.

— Да не нужен мне этот чертов имидж! Я хочу дома побыть, с тобой отпраздновать...

Драко закатил глаза, явно не в первый раз слыша такое.

— Иди-иди, мы с тобой еще успеем отпраздновать.

— Но...

— Иди, давай!

Я недовольно покачал головой, но побежденно поднял руки вверх...

— Гарри?

От громкого шепота он чуть не свалился с кровати, но вовремя успел опереться на тумбочку. В темноте угадывались нечеткие очертания долговязой фигуры Рона, рядом с ним стоял еще кто-то.

— Шшш, все спят еще...

И, вопреки своим словам, Рон громко чихнул.

— Рональд! — раздраженно зашипела на него Гермиона.

Гарри сел и уже более спокойно посмотрел на друзей.

— Что случилось? — хриплым ото сна голосом спросил он.

Друзья присели на его кровать и задернули шторы.

— Гарри... Мы тут подумали, что если мы днем не успеваем поговорить, то ночью сможем.

Он выдохнул через нос, стараясь не показывать своего разочарования.

— Да... да, конечно.

— Так зачем тебя вызывал Дамблдор?

Гарри с тоской посмотрел на подушку и вздохнул. Видимо, поспать ему уже не дадут...

* * *

Я с все более нарастающим возбуждением наблюдал за тем, как он раздевается, а его взгляд направлен прямо на меня. Трудно было решить, куда смотреть — в глаза или на то, как соблазнительно его пальцы расстегивают пуговицы рубашки. В полутьме его кожа буквально светилась изнутри, делая его похожим на призрака или на сон.

Я усмехнулся и притянул Драко для поцелуя, чувствуя как пылко он отвечает, потираясь своим пахом о мой и тихо постанывая. Опустившись перед ним на колени, я в последний раз взглянул в его потемневшие от возбуждения глаза и накрыл губами головку.

Нет, такое присниться не может...

Гарри проснулся, тяжело дыша и чувствуя, как пытается тереться об матрас. С глухим стоном он сжал в кулаке напряженный член прямо через пижамные штаны и кончил от одного резкого движения. И, несмотря на острое разочарование, снова погрузился в сон.

Драко взял меня за подбородок и грубо поцеловал, сталкиваясь зубами, прикусывая губы, проводя языком по деснам. Я очень хотел потеряться в этом ритмичном движении, но он ускользал, отодвигался, сползал ниже, будто у него не было костей.

Он раздвинул мои ноги, на секунду прижавшись влажными губами к коленке, а затем, без предупреждения, к анусу. Я беспомощно застонал, чувствуя крепкие пальцы, которые держали меня за бедра и не давали двигаться. Его язык, скользкий и жалящий, сводил меня с ума, кружа вокруг дырочки, плашмя вылизывая, дразня чувствительную мошонку.

Но мне было мало, и он знал это, поэтому он опять подтянулся на руках вверх и поцеловал меня. Я пьянел от своего вкуса на его губах, пока он шире раздвигал мои ноги, нежно гладил бедра.

— Давай!

Он резко толкнулся, создавая головокружительный контраст между ленивым поцелуем и быстрыми хаотичным движениями. И когда я распахнул зажмуренные от острого удовольствия глаза, то понял одно… Это слишком... слишком хорошо, чтобы быть реальностью.

* * *

— Все хорошо, старик?

Рон обеспокоенно посмотрел на меня и удобнее перехватил тяжеленную стопку учебников, которую ему вручила Гермиона. Наверное, мне следовало бы заметить это раньше, но они теперь проводят очень много времени вместе и смотрятся вполне гармонично. Так, что когда я ловил их на том, как они переглядываются, общаясь, кажется, без слов, то остро чувствовал тоску и какую-то безграничную усталость. Будто мне необходимо поспать часик-другой.

— Иди, я вас догоню.

Рон смотрел все еще настороженно, но пожал плечами и вышел из пустого класса. Ну, почти. За второй партой у стены Драко Малфой быстро дописывал сочинение, левой рукой нервно теребя манжеты рубашки. Такой знакомый жест, что Гарри на секунду поверил, что все еще спит. Но нет — обычно при первой мысли, что это может быть так, он резко просыпался.

Скрип пера был единственным звуком, который, кроме его собственного бешено бьющегося сердца, звучал в комнате. Зелья уже закончились, но Слагхорн добродушно разрешил дописать сочинения тем, кто не успел во время урока, пока не придет следующий класс.

Малфой последний победный раз что-то резко черкнул и с довольным видом отложил перо, разглядывая свой труд. Гарри завороженно следил за тем, как тот разминает уставшую руку, перечитывает, шевеля губами, поочередно убирает свои вещи со стола и скручивает свиток в трубочку, перевязывая черной лентой. Гарри заметил, что Драко был единственным, кто так делает.

И только теперь Малфой заметил, что не один. Нахмурившись, на странно смотрящего на него Поттера, он безразлично отвел взгляд и прошагал к учительскому столу, кладя свое сочинение на работы других учеников. И он бы так и ушел, не сказав ни слова, если бы Гарри его не остановил.

— Малфой!

Тот раздраженно цокнул языком и резко повернулся к нему на каблуках.

— Чего тебе?

— А... ты же закончил?

«Черт, почему я заранее не придумал, что сказать?»

— Ну? — Малфой выглядел скучающим.

— Ну... э, хотел спросить, на какую тему ты писал.

Он поджал губы и прищурился. Ни усмешки, ни сарказма. Ни-че-го.

— Найди себе подружку, Поттер, и доставай ее своими вопросами.

И ушел, оставив Гарри стоять в пустом классе, куда уже начали входить второкурсники Равенкло. С щемящей тоской в груди и вертящимися на языке словами, которые очень хотелось сказать, но мешало распухшее сердце, бьющееся в горле.

* * *

Гарри сидел за гриффиндорским столом и пытался завтракать омлетом с петрушкой и беконом, но в горло опять ничего не лезло. Единственным объяснением тому, что он продолжал методично работать вилкой, была чисто человеческая неспособность одновременно есть и отвечать на вопросы.

Он мог бы сегодня поспать подольше. Разве не этого он хотел? Но дело было в том, что в воскресенье прилетали почтовые совы, а на этот раз ему было необходимо быть в Зале, когда они появятся.

Гарри отбросил вилку, как только прозвучали первые хлопки крыльев. В открытое окно залетали все больше и больше сов всех цветов и размеров. Школьную сипуху он заметил сразу, хотя специально выбирал такую, которая не выделяется. Его Хедвиг знала вся школа.

Сипуха сделала круг вокруг Зала и нацелилась на слизеринский стол. Приземлившись между кувшином с соком и булочками, она протянула лапку с небольшим свертком Малфою, который удивленно посмотрел на ее другую лапку, где висела бирочка со штампом Хогвартса. На него никто не обращал внимания, кроме Гарри, который с замиранием сердца смотрел на то, как слизеринец развязывает тесемку и разворачивает обертку.

Он не видел, что тот достал оттуда, но ему это было и не надо, его больше интересовало выражение его лица, которое не замедлило проявится.

Сердце Гарри встрепетнулось и ухнуло куда-то в желудок, когда Малфой скривил рот в отвращении и наморщил нос.

— Что там у тебя? — обратилась к нему Панси.

Он сунул ей в руки коробочку, словно желал быстрее от нее избавиться.

— Ого, Драко, кто-то шлет тебе конфеты? — она усмехнулась и отложила коробочку подальше от себя. — Как жаль, что твоя тайная поклонница понятия не имеет, что ты терпеть не можешь сладкое.

Малфой хмыкнул и покачал головой.

— Идиотки, совсем с ума посходили, скоро ведь четырнадцатое... Пойдем.

Он встал из-за стола и вышел из Большого зала, не оглядываясь на сиротливо оставшиеся лежать на столе конфеты.

Гарри прижал пальцы к губам, чувствуя, что ему становится плохо. Ведь Драко Малфой обожал сладости!

* * *

День выдался на редкость солнечным, сменяя холод января и слякоть февраля чем-то более похожим на весну. Наверное, поэтому на этот день объявили о походе в Хогсмид, чтобы дети развеялись от недавно прошедших экзаменов.

Гарри, Рон и Гермиона как раз выходили из «Трех метел», когда он увидел блондинистую макушку у книжного магазина. Стараясь не показывать друзьям, что кого-то узнал, Гарри постарался их отвлечь:

— Люди, сделайте мне одолжение, выберите мне новый... галстук, а то Снейп на старый косится так, что мне аж не по себе.

«Н-да, галстук — просто гениальная идея!»

Рон и Гермиона переглянулись и синхронно пожали плечами.

— Вон там магазин, а я пока пойду, посмотрю себе новую чернильницу...

— Хорошо, Гарри. Мы тебя тогда там подождем.

Он кивнул им и подождал, пока они отойдут достаточно далеко, чтобы не видеть, что он повернул совсем в другую сторону.

— Малфой!

У Гарри появилось стойкое ощущение дежа вю — именно так он чувствовал себя несколько месяцев назад в классе Зелий, и такое же выражение лица было у слизеринца, когда он повернулся к нему.

— Поттер? Опять ты?

Гарри подошел к нему и неловко переступил с ноги на ногу под недружелюбным взглядом.

— Да, я, — хамски ответил он, наблюдая за реакцией.

— Вали, а. И без тебя паршиво.

— А что такое?

— Не твоего ума дело, — как-то вяло огрызнулся Малфой. — Отвали!

Гарри глубоко вздохнул и выпалил то, что уже давно хотел сказать. Именно так, как продумывал долгими часами, сидя в библиотеке, или за обедом. Но даже тщательно подобранные слова не могли передать то, что было на самом деле.

Малфой слушал с каменным лицом, глядя куда-то поверх его головы. Когда Гарри закончил и облегчено вздохнул, чувствуя, как с плеч свалился камень, тот посмотрел на него в упор:

— Иди. Нахуй. Поттер. Со своими проблемами. Я тебе уже советовал завести подружку и отвалить от меня.

— Но...

Малфой тяжело вздохнул, но продолжал твердо смотреть в глаза. Перед ним Гарри чувствовал себя так, будто идет по тонкой веревке над пропастью, заранее зная, что в конце она оборвется.

— Ты мне не нужен, понял? Найди себе целителя, достань зелье — но от-ва-ли от меня наконец! Я знаю, что это ты прислал мне конфеты, что ты постоянно пялишься на меня при любом удобном случае...

Он скрестил руки на груди и перестал буравить Поттера взглядом, впадая из одной крайности в другую и теперь совершенно его не замечая. Что-то неуловимо изменилось в его тоне, какая-то непривычная нотка прорезалась в жестких словах:

— Я не хочу больше этого. Дай хоть ты мне пожить спокойно.

И опять ушел, не смотря на остолбеневшего Гарри. Теперь уже точно насовсем.

Вместо камня на плечи навалилось такое отчаяние, что Гарри согнулся пополам, чувствуя, как по щекам текут слезы. Слезы, похожие на облегчение.

Ведь он сам создал себе своего Драко Малфоя — язвительного, саркастичного, хитрого и прекрасного. Ни тем, ни этим, ни другим настоящий Малфой не являлся.

И никогда сон не станет явью.